Счастья и расплаты (сборник)

21 августа 1915 года во время Галлиполийского сражения в Первую мировую Четвертый Норфолкский полк англичан полностью вошел в облако, лежащее у него на пути, облако поднялось в небо, и больше этого полка никто не видел…

Я скоро из облака выйду
совместно с Норфолкским полком
и вынесу миру обиду
за то, что никто не знаком —
          ни я не знаком, ни полк не знаком,
          ни я полку не знаком.

То облако прошлого века.
И, если свидетелей счесть,
уж нет на Земле человека
такого, а в облаке – есть:
          и полк в этом облаке есть,
          и я в этом облаке есть.
          А облако есть ли? Бог весть!

И все же оно возлежало
по руслу сухого ручья,
как будто бы жизни начало,
а может, финал бытия.
И полк гремел в облаке: «Я-а-а-а!»,
          и я кричал в облаке: «Я-а-а-а!»,
          лишь облако «Я-а-а-а!» не кричало.

И то, что прибился к полку я,
ни я не заметил, ни полк,
но облако, битву почуя,
досрочно нас приняло в долг
и взмыло! А мы, маршируя, —
          какой мой из облака толк? —
          про то не возьмем себе в толк.

Пока нас Земля забывает,
в полку прибывает полку,
но в облаке места хватает —
стоит над Землей, набухает.
Эй, кто облака разгоняет!
Что с этим-то? «А не могу!
          Ни так не могу, ни сяк не могу,
          ни – хоть об косяк – не могу».

И облако стало Землею,
и облаком стала Земля.
И я сомневаюсь порою:
а может, не в облаке я?
          И полк повторяет за мною,
          что, может быть, в облаке – я?!

Мы здесь не состарились вовсе —
такие, какими вошли.
Из облака выйдем авось мы,
но в облике этом и свойстве
найдем ли признанье Земли?
          Узнаем ли сами Земли?..
          Узнаем ли мы, не узнаем ли мы,
          что мы не узнаем Земли?

2008

Редкий поэт входил в поэзию с такой, я бы сказал, корневой определенностью, будучи истовым почвенником и в то же время авангардистом, выросшим на впитанном с детства фольклоре.

Я к вам пришел со стороны реки…
Меня уполномочили
подсудные теченью судаки,
гудки судов, мережи, мотыльки
и маяки полночные.

А как чудодейственно Беликов сохранил в памяти некогда мальчишеских, но до сих пор не устающих ног неповторимое ощущение щекочущих их пескарей, особенно когда заходишь с быстрины в неожиданно ласковую заводь:

…Не такой (хоть все мы таковы!),
он забрел по горло, как на исповедь,
в речицу свирельной синевы,
будто бы хотел прощенье выстоять
в сапогах серебряных плотвы.

Но чувство родного края в отличие от многих почвенников не замыкается у Беликова на одной России, а могуче и естественно сливается с чувством такой же родственной связи с бескрайними просторами Земли и неба, с космосом, общим для всего человечества. В поразительном по предсказательной силе «Марше долгового облака» поэт отождествляет себя с фронтовиками, исчезнувшими с лица Земли в одном из многочисленных сражений в человеческой истории, иногда справедливых, но иногда и бессмысленных, никак не оправдываемых даже тем, что преподали нам горькие уроки. Думаю, именно поэтому автор несколько загадочно озаглавил это написанное в традиции старинных английских баллад стихотворение, ибо наш долг помнить все, что случилось не только у нас, но и на всей планете, в согласии с бессмертным афоризмом Ольги Берггольц: «Никто не забыт, и ничто не забыто».