Сборник цикла АСМОДЕЙ

Он ухмыляется. Злой, жестокий мальчишка. Сколько ему лет? Двадцать? Тридцать? Судя по щетине, никак не меньше. Теперь это происходит позже. Половое созревание, так они это называют. Для нас вы все равно остаетесь мальчиками и девочками. Ничего не меняется с самого рождения. Детство, юность, молодость, старость? Нет, это для тех, кто прошел через врата. Они повзрослели, научились нести ответственность, стали мудрыми и успели полюбить смерть. Они готовы идти дальше, собрали весь необходимый багаж.

– Асмодей, пятый герцог, – шепчет мальчишка. Губы его двигаются как в замедленной съемке. Он повторяет фразу снова и снова.

Тогда я достаю кнут.

Рукоять ложится в руку, отдавая прохладой. Несуществующие вещи, они возникают из глубин моего подсознания, или из другого мира, что не так уж важно. Они всегда под рукой.

И первый удар приходится по лицу. Удар, от которого он не сможет защититься. Удар, который он не забудет, даже если мое имя останется с ним навсегда. Шрам длинной в вечность.

Живого человека, на поверхности, на Земле, можно убить таким ударом. Не пытайтесь повторить это в домашних условиях. Трюки выполнены профессионалами. Кнут в моей руке – продолжение тела. Иногда клиенты отказываются начинать вежливый диалог.

Мальчишка смотрит прямо перед собой. Удар заставляет его отшатнуться, а я могу вспоминать миг испуга на лице снова и снова. Секунду, когда ехидная самоуверенность сменилась ужасом. Кровь стекает по лицу, и он еще не ощущает боли. После такого удара его сознание будет приходить в себя долго. Сначала оно осознает удар, затем себя, и только потом придет к жестокой мысли о боли. Мальчишка впивается в спинку стула ногтями, прикусывает язык, зажмуривает глаза. Страх сменяется болью. Что лично вы предпочитаете на чужих лицах? Страх или страдание? Меня устроит любой вариант.

– Меня зовут Асмодей, – повторяю. Вслух произношу собственное имя, закрепляю его за собой. Мое сокровище, мой подарок.

Взмах, и еще один удар – не отдам.

Взмах, удар – мое.

Взмах, удар – мой.

– Меня зовут Асмодей.

Пинком отправляю стул вместе с мальчишкой в дальний угол.

– Назови собственное имя, – выплевываю вместе с серой. В лучших традициях Средневековья. Некоторые из вас так и не переросли его. Некоторым нравится погорячее.

– Билли, – бормочет паренек.

– Расскажи, Билли, что же в тебе особенного.

Если бы дело происходило на поверхности, если бы у Билли было настоящее тело, теперь он был бы уже мертв. Вы знали, что смерть от болевого шока была распространенной проблемой врачей Средневековья? Пока ты ампутируешь ногу, пораженную гангреной, твой подопечный отбрасывает коньки, заливая горе бражкой. Некоторые уходили в мир иной постепенно, некоторые – быстро, от сердечного приступа.

– Расскажи, Билли, – несуществующая кожа кнута рассекает предплечья Билли, которыми тот загородил свое тщедушное тело.

Мне становится легко. Смешно, радостно. Душа Билли – простое дело. Здесь не может возникнуть неприятностей. Имя останется при мне.

– Ни-ничего, – выплевывает Билли. Он начинает лебезить, поэтому я хватаю его за горло и отправляю в полет к противоположной стене. Тело ударяется о стену, мальчишка кашляет, выплевывая кровь. Повреждение внутренних органов. Распространенная смерть во время рыцарских турниров. Удар копья в грудную клетку – разрыв селезенки. Прямое попадание мечом – отказ почек. Билли испытывает на себе то, к чему его средневековые предки почти успели привыкнуть.

– Расскажи, Билли, как же ты оказался здесь, – подталкиваю подбородок Билли рукоятью кнута, заставляю его посмотреть мне в глаза. Он зажмуривается и получает пощечину. Когти оставляют на щеке заметный след. Шрамы, которые я создаю, быстро исчезнут, но память о них останется с Билли навсегда. Переродившись, стоя перед зеркалом в дешевом мотеле, Билли будет разглядывать свое новое лицо и замечать там следы несуществующих рубцов. Ты меня никогда не забудешь, так вы говорите любимым? Единственный, кого будет помнить Билли всю свою новую жизнь, – я.

– М-меня убили, – отвечает он. Из уголка рта стекает тонкой струйкой смесь слюны и крови. Крови там больше, и я отпускаю Билли, потому что пределы его сознания могут оказаться очень хрупкими. Сломать такую душу – пара пустяков, а мне нельзя этого делать. Тоже самое с боями без правил по кабельному – никаких смертей, только впечатляющее шоу.

– Кто тебя убил? – спрашиваю я. Отступаю подальше, достаю из небытия сигарету и закуриваю.

– Люди, – отвечает Билли.

В нем нет ничего необычного, он смотрит открыто, и вызов, который был с ним, когда он вошел в комнату, растворился в слезах, размазанных по лицу. Сейчас Билли не назовешь красивым, он весь изуродован ссадинами, кровоподтеками, рваными ранами.

– Какая-нибудь секта? Ты плохо ел кашу? – моя ирония заметна невооруженным взглядом. Я презираю его, и надеюсь, что этого чувства ему хватит для того, чтобы подняться. Единственное, что поднимает людей с колен после адской боли – гордость.