Сборник статей

За той точкой имеются только события без последствий (и теории без последствий), и поскольку они поглощают в себя смысл последних, они ничего не преломляют, ничего не предвещают.

За той точкой — лишь катастрофы.

Событие или язык становятся совершенными лишь тогда, когда овладевают своим собственным способом исчезновения, выставляют его на сцену и достигают таким образом максимальной энергии наружности.

Катастрофа — это полное максимальное событие, еще более событийное, чем событие, — но событие без последствий, когда мир оказывается в неизвестности.

Утратив смысл истории, пройдя эту точку инерции, всякое событие становится катастрофой, становится чистым событием без последствий (и в этом состоит его мощь).

Событие без последствий — как человек без свойств фон Мюзиля,[49] как тело без органов, как время без памяти.

Когда свет улавливается и заново поглощается своим собственным источником, происходит резкая инволюция времени в самом событии. Катастрофа в буквальном смысле: инфекция или искривление, когда происходит совпадение начала и конца, когда они сводятся в одно, конец возвращается к началу, аннулируя его, и тогда отводится место событию беспрецедентному и без последствий — чистому событию.

Это также катастрофа смысла: событие без последствий отмечается тем фактом, что все причины могут быть безразлично отстранены безо всякой возможности выбора. Его начало непостижимо разумом, его направление тем более. Невозможно восстановить ход времени.

Всякое событие сегодня виртуально без последствий, оно открывается всевозможным толкованиям, и никакое из них не способно остановить смысл: равная вероятность всех причин и всех последствий — множественная и случайная ампутация.

Если за событием сужаются волны смысла, памяти и исторического времени, если за эффектом стираются волны причинности (и сегодня событие доходит до нас, как волна, оно не только не путешествует “на волнах”, оно есть волна, расшифрованная не в языковых и смысловых терминах, а только и тотчас же в терминах цвета, осязаемости, среды, в терминах чувственных эффектов), значит, свет замедляется и из-за гравитационного эффекта свет события, несущего смысл за самим событием, свет — носитель вестей, замедляется, вплоть до остановки, и то же происходит со светом политики и истории, который мы воспринимаем совсем слабо, и со светом тел, только слабые симулякры которых мы получаем.

Нужно уловить катастрофу, которая подстерегает нас в замедлении света, — чем медленнее свет, тем меньше он ускользает от своего источника, — таким образом, вещи и события не позволят ускользнуть своему смыслу, замедлят его эмансипацию и перехватят то, что раньше они преломляли для поглощения его черным телом.

Научную фантастику всегда привлекали скорости, превосходящие скорость света. И все же более странным был бы регистр низких скоростей, до которых мог бы опуститься сам свет.

Скорость света обеспечивает реальность вещей, именно она гарантирует нам современность имеющихся у нас образов. С заметным изменением этой скорости исчезло бы всякое правдоподобие причинной вселенной. Все вещи интерферировали бы во всеобщем беспорядке. Действительно, скорость света стала для нас фигурой абсолюта, нашим богом и референтом. Если свет понизится до относительных скоростей, исчезнет трансценденция, не будет больше Бога и его близких, вселенная впадет в неопределенность.

Сегодня с помощью электронных средств связи информация начинает циркулировать повсюду с самой скоростью света. Нет больше абсолюта, не с чем соразмерить остальное. Но за ускорением нечто начинает абсолютно замедляться. Вероятно, мы начинаем абсолютно замедляться.

А если бы свет упал до “человеческих скоростей”? Если бы он омыл нас слабым потоком образов, став медленней наших собственных действий?

Значит, нужно обобщить случай, когда свет доходит до нас от давно уже погасших звезд, — их образ, прежде, чем дойти до нас, проносится через световые года. Если бы свет был бесконечно медленным, то множество вещей, в том числе и самых близких, испытали бы уже участь этих звезд: мы бы их увидели, они были бы там, но их бы там уже не было. И не было бы даже реальное в этом случае чем-то, чей образ еще доходит до нас, когда само оно уже исчезло? Аналогия с мысленными объектами и ментальным эфиром.

Если вообразить свет очень медленным, то тела могли бы приблизиться к нам быстрее, чем их образ, что бы произошло? Они толкали бы нас, и мы бы не видели их появления. Впрочем, можно вообразить, в противоположность нашей вселенной, в которой все медленные тела движутся со скоростями, совершенно низкими по сравнению со скоростью света, вселенную, где тела перемещались бы с колоссальными скоростями, за исключением света, который был бы очень медленным. Всеобщий хаос, который не регулировался бы больше мгновенностью светящихся сообщений.

Свет подобен ветру с изменчивыми скоростями, даже с мертвыми штилями, во время которых никакой образ не достигает зон в состоянии застоя.