Сборник проза и блоги

Как — то в детстве, проведенном в одном из южных гортанных городов, я узнал одну вещь. Обычное дело для пытливого мозга подростка, проводящего лето дома. Все разъехались и единственным моим собеседником в то время, был телевизор. «Клуб кинопутешествий» перемежающийся «Сельским часом», обычный винегрет из коров костромских пород и тростниковых плотов «Кон-Тики». Так вот, оказывается, горбатые киты размножаются только у берегов Чили. Как все — таки непросто жить горбатым китам, не правда ли? Охваченный страстью, с копьем наперевес, будь добр, проплыть несколько тысяч миль.

(Мальчик, ты опять меня перебиваешь… Что ты сказал?.. Вы были в Турции?… И что? … Там классно и полно турок?… А какая связь?… К туркам я отношусь прохладно…. Вообще, речь про горбатых китов)

Саня был таким горбатым китом. Дома его ждала старенькая мама и, повинуясь инстинктам, заложенным природой, он выбрал для редких сеансов размножения вторую комнату моей квартиры. Комнату, превращенную его усилиями в уютный будуар, о чем свидетельствовал кинутый на пол полосатый матрас с синей печатью «Гостиница № 1». (Совершенно справедливым утверждением, «Гостиницы № 2» в городе не было). Я был не против, так как, запираясь с очередной пассией, он всегда вел себя тихо.

— Видел, видел. У подъезда стоит. Зеленая. — цвета, были единственными познаниями Сани в автомобилях. Тем не менее, предавая мне авоську с бутылками, он заключил, — Агрегат!

— Угум, — поблагодарил его я. Сквозь крупную хлопчатобумажную вязку проглядывали этикетки «выдержанное».

Был один предмет, в котором наши вкусы не сходились никогда — это женщины. При виде двух шаболд снимающих туфли в темном коридорчике моей квартиры я вздрогнул. Сашка, не мудрствуя лукаво, проводил линии через выдержанные вина далее к подержанным нимфам, скрашивающим его свободное время.

«Ох Саня, Саня. Где ж ты их выкапываешь?» — думал я, возясь на кухне.

— Твоя — беленькая, — подмигнул мне Сашка, я вздрогнул еще раз.

Не знаю, как в вопросах любви, но в теме алкоголя Санины одалиски были профессионалами высочайшего класса. Окончательный и ультимативный ответ на все угрозы современного мира. Производительность под два декалитра. Пылесосы в триста тысяч мегаватт мощности каждая. Собирательный образ всех пьющих, начиная вьетнамским крестьянином, давящимся рисовой бражкой, заканчивая рафинированным снобом, хлебающим пятидесятилетний виски. Титаны пузыря. Все Санины приобретения и мой неприкосновенный запас, в виде четырех бутылок бурой настойки «Стрелецкая» были аннигилированы за непродолжительное время. Несмотря на то, что мы с Сашкой за дамами не успевали, я был налит почти до бровей.

— Надо бы съездить, — мой заботливый друг разглядывал стеклянную ипохондрию стола.

— Надо, — подтвердил я. Дамы в предчувствии продолжения праздника раблезиански заржали.

Уснул я, почти мгновенно заслышав щелчок замка. Есть такие моменты существования, когда держишься на последней капле мозга, вцепляешься в нее прикрытыми глазами. Вроде бы уже на грани перехода из реальности в реальность, но удерживаешься как плоский камень, скачущий по поверхности воды. Неведомыми силами. Невероятным эквилибром. В этом состоянии достаточно звука, толчка или легкой паузы, для того, что бы утонуть.

Вечер. Голова привинчена к дивану затекшей шеей. Который сейчас час? За окном серо. От запаха окурков тошнит. Свежетреснувший телефон выдает предсмертные хрипы. Межгород. Черт, черт.

(Мальчик, ну что еще?… У тебя мама филолог?… Я тебе сочувствую… Ну не то, что бы сильно… Светлой такой грустью, не выспавшейся и легкой… Свежетреснутый? Вот если я тебе дам подзатыльник, ты будешь как?… За мгновение до вопроса… С неостывшей еще головой, с почти невидимым глазу движением волос примятых ладонью… Треснутый?… Не мешай мне, я творю язык)

— Приветы! — в трубке плавает Санин могильный голос. Его окружают лязг, гудки паровозов и отстраненно — небесный (Молчи, малыш, молчи!) голос: «двадцать — сорок четыре пятый путь на сцепку».

— Привет, Сань, — прохрипел я, — ты откуда?

— Да мы тут упали, — мнется он. — С моста упали. На машине…Твоей… Короче я в Воронеже, тебе пива привезти?

Когда кто нибудь лицемерно поднимает глаза и произносит что-то про пути, которые неисповедимы, можете смело дать ему по котелку. Нами правит случай, да, это аксиома. Не верьте закономерностям. Логическим цепочками. Людям, упорно цепляющимся за свои убеждения. Мир сминается и модифицируется. Поступки наши и реальность их пластичны. Нет путей, которые неисповедимы. Есть сложная комбинация обстоятельств. Зыбкое, разрушаемое мгновенно сочетание.

— Сань, харе издеваться. Башка и без тебя трещит. Ты на станции что ли?

— В Воронеже я, на грузовой. Я же тебе говорю с моста упали. На машине… В вагон с щебнем … Всю ночь ехали… Если бы с собой не было, позамерзали бы… — говорит он и грустно добавляет. — Девчонки потерялись где-то…

— Слушай, слушай…Подожди, — торопится Саня неверно трактовав мое ошеломленное молчание. — Вышли мне семьдесят пять рублей на главпочтамт… А то я все деньги потратил…