Читаем Сборник проза и блоги полностью

Что-то темное плавало вокруг, кутало мое лицо, не давая видеть. Света не было вообще. Сплошная непроглядная мгла. Слышались шаги, разговоры и шумное дыхание. Кто-то был неподалеку, сипло втягивая воздух, выпуская его со свистом. Из — за тьмы обоняние обострилось до предела, и я мог различить море запахов. Пахло мерзким одеколоном, сигарами и носками. Его толстое величество сидел, где — то справа и курил. Только он мог благоухать всеми этими вещами сразу. Я слабо повернул голову. Сколько я провалялся во тьме? День?

— Очнулся? — прогудел он, — Ну, ты меня перепугал, чувак. Было с чего навалить в штаны. Если бы ты окочурился, дело вышло бы совсем печальным. Но у тебя крепкая черепушка, другой бы на твоем месте склеил ласты.

Мои руки онемели, но я все же поднес их к лицу. Никакого эффекта, сплошная чернильная тьма. Угольная, без единого просвета. Без малейшей капли света. Широко открывая глаза, я пытался увидеть хоть что-нибудь. Паника захлестывала меня, сердце бросилось в горло. Я чувствовал его толчки, словно во мне бился маленький умирающий зверек.

— Что со мной?

— У тебя затрясение мозгов и историческая слепота, Макс, во всяком случае, так говорят местные костоправы. Хотя Моз считает, что у тебя обычный куннилингус. Достаточно приложить теплую овсянку и все как рукой снимет. У него знания будь-будь, у нашего старого Мозеса. Это немудрено, если болеешь всеми болячками сразу, просекаешь?

— Конъюнктивит, — автоматически поправил я и вновь поднес руки к глазам. Бесполезно.

— Я ослеп, толстяк.

— Временно, теплая овсянка… — авторитетно соврал Мастодонт. У него было большое сердце, и он суетился вокруг меня как наседка над хромым цыпленком.

— Я ослеп, ты понимаешь это?

На это сложно было ответить что-нибудь вразумительное. Чтобы ответить, надо самому быть слепым. Такая малая вещица, как зрение, ее не замечаешь, принимаешь как данность, как жизнь, а лишаешься ее и понимаешь, что попал в полное дерьмо. Тебя жалеют, переводят через улицу, может даже бесстыдно рассматривают, но тебе плевать, ведь ты этого никогда не узнаешь. Никогда не узнаешь, попал ли ты в писсуар, какого цвета глаза у встречной красотки, насколько длинны ее ноги. Никогда. Все что тебе остается: запахи, звуки и глаза на кончиках дрожащих пальцев. Тебе нет еще тридцати, хотя по большому счету и на это плевать, потому что ты замкнут внутри себя. И тыкаешься там из угла в угол. В темноте.

Неделю спустя мне сняли бинты. Повязка на голове еще оставалась. Я ощупывал ее, словно под ней скрывалась причина, по которой я не мог видеть. Скрупулезно исследовал шершавый материал, но не ощущал ничего. Кроме ноющей боли подживших пальцев. День не отличался от ночи, я делил их визитами толстяка и обследованиями местных медицинских светил. А их было много.

— Акцентуация…. Невроз…. Феномен…

— Вы можете видеть. Вы не видите только потому, что сами себе внушили, — собеседник удобно устроился в темноте и убеждал меня что я на самом деле не слеп. — Ваши проблемы всего лишь психика.

— Я не вижу.

— Он не видит, доктор, — подтвердил толстяк, считавший своим долгом присутствовать при осмотрах. Курить ему, правда, запретили, но он с лихвой наверстывал упущенное удовольствие, давая ценные советы. — У него затрясение, но крепкая черепушка. Вы только дайте ему колес, он тут же встанет.

Тепло разливалось около глазницы, я чувствовал, как врач осматривает глаз. Тьма слегка отступала, трансформируясь в серую мглу, за которой по — прежнему ничего не было.

— При психотических состояниях подобного типа, зрение не потеряно и может возвратиться после какого-нибудь потрясения. Это явление еще до конца не изучено. Мне не приходилось с подобным сталкиваться, но в медицинской практике явление описано. Во время Фолклендской компании было два подобных инцидента, первый: в перевернувшейся машине зажало солдата, он десять часов провел вниз головой в болоте. Вода доставала ему до носа. В госпитале он заявил, что ослеп. А через пару лет сильно обжегся на кухне. Зрение вернулось. Второй случай…

— Подогревал суп, — авторитетно вставил начитанный Умник, — обычное дело с похмелья, доктор. Когда не можешь в сортире рассмотреть собственные бубенцы, поневоле будешь брать лишку. У моей жены, а ее зовут Рита. Рита, доктор, просекаете? Так вот, у нее дядюшка по материнской линии лечил простратит. Не в обиду будет сказано, у врачей ничего не получалось. Так миссис Рубинштейн, знаете ее?

— Нет.

— Не суть, так вот миссис Рубинштейн посоветовала ему лечиться кокосовой настойкой на чистом спирте. Никаких добавок, все природное. И немного, по треть пинты с утра. Он лечился пару месяцев. И что выдумаете?

— Ничего я не думаю. При чем тут это?

— Ну. Он тоже подогревал себе суп и обжегся…

— Дело не в супе, — раздраженно произнес врач, — дело в психологической травме. У того пациента, случились обстоятельства, которые мозг принял за угрозу, и они послужили триггером к полному восстановлению зрения. Этот феномен еще мало изучен в силу своей исключительной редкости. Вы понимаете?

Он обращался ко мне.

— Понимаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза