Сбежать от Питбуля и Булочки

— Ариша… — гладит её по спине Снегурка. — Со мной нельзя. Там… очень холодно.

— Ну и что…

— Там… нет ничего вкусного, — смотрит задумчиво в окно Ася. — Ни шоколада, ни сгущёнки… Один безвкусный снег.

— Ну и что… — упрямо.

— Там… нельзя никуда выйти. Только ледяные стены.

— Ну и что.

И мне очень тоскливо становится за розовощекую Синицу. Скоро она отправится именно в такое место. А ещё там другие Снегурки гопницы и Деды Морозы через одного мудаки. А она молоденькая и скромная.

— А тут папа, — продолжает уговаривать Арину Синичка. — Папа тебя любит. Вкусняшки тебе готовит. Здесь тепло. — подрагивает её голос. — Папе без тебя будет очень одиноко. А я буду тебе письма писать…

Ариша спрыгивает с колен и убегает из кухни.

— Зачем Вы так сделали? — с осуждением смотрит на меня Агния.

— А я же — бесчувственный, — оскаливаюсь я.

— Спасибо, вкусно, — отодвигает от себя практически нетронутую тарелку Агния.

— Чай, кофе?

— Ничего не нужно. Спасибо.

— Зря. Я бы на твоем месте воспользовался моментом. Долго я тебя здесь держать не смогу. До первого звонка начальства.

Разглядываю её. У меня к ней сотня вопросов.

— Как попала к Лобовым?

— Бабушкин дом снесли. А мне квартиру должны были дать в новом. Только стройку заморозили, — пожимает плечами. — Пришлось комнату снять пока. Деньги были нужны. Ну и вот…

— Точнее про "вот".

— Комнату я снимаю в двухкомнатной квартире. Деньги отдавала Вере Палне. Но мне не хватало. С работой после школы сложно. Спросила у Веры Павловны, не знает ли она людей, которым помощница по хозяйству нужна. Она к своему племяннику отправила. К Лобову. И — вот.

— Вилку зачем воткнула?

Щеки вспыхивают. Открывает рот, готовясь к гневной тираде, и захлопнув отворачивается.

— Чего молчишь?

— А Вы же "его человек". Смысл? — обиженно.

Да. Многие думают так. Нас одной командой перевели.

— Приставал?

— Да.

— Изнасиловал?

От вспышки бешенства кровь бросается мне в лицо.

Отрицательно качает головой, вжимая голову в плечи.

— Но попытался, да?

Кивает.

— Попала ты, Синичкина, — вздыхаю я. — Под каток. В твоей ситуации лучше бы изнасиловал. Там бы хоть шанс был на независимую экспертизу и встречный иск.

Переводит на меня, возмущённый взгляд. Ноздри и губы подрагивают.

— Брошь куда дела?

— Я не брала.

— Вернешь брошь, я постараюсь вытащить тебя.

— Я не воровка. Но за сопротивление и вилку же не посадишь, вот он и брошь придумал.

— А она хоть в природе существует эта брошь?

— Да. Она в комнате его жены, на трельяже лежала. Я там пыль протирала. Он мне её всунуть пытался, как плату за…

— Понятно.

Одновременно поворачиваем головы в сторону гостиной.

Суета, дым и запах горелого пластика. Выбегаю из кухни.

— Ариша!!

Уронив с крестовины наряженную ёлку, упёрто сует её верхушкой в камин.

— Ты что делаешь?!

— Не хочу Новый год.

Выдернув горящую ёлку, тащу её на улицу, втыкаю макушкой в снег.

Собаки с любопытством носятся вокруг.

Возвращаюсь и, повышая голос, устраиваю серьёзную взбучку дочке. Что она совсем распоясалась. Что огонь — это не шутки! Что дом может сгореть, да и мы сами, в конце концов.

— Не надо олать! — орёт на меня в ответ, одновременно со стоящей в арке Асей: — Не надо кричать на девочку!

Зажмуриваюсь. Ну что за неуправляемый беспредел-то?!

Присаживаюсь, поднимаю дочь на руки и прижимаю к себе.

— Я тебя люблю, — шепчу ей на ушко.

Затихает. И шепчет в ответ:

— К маме пойдём, — требовательно. — Косы плести.

Как бы мне ту "маму" вытащить, а? Нанял бы нянькой. Да и вообще — жалко девчонку. Лобов — дотошная, мстительная скотина с комплексом неполноценности. Он ей такое никогда не простит.

Глава 3 — Побег

Ася

Валяясь на ковре дочитываю третью сказку, помахивая перебинтованной ногой. Это немного отвлекает от ноющей тупой боли.

Негромко играет детская новогодняя музыка на колонке.

Касьянов, сидя у камина, то ли думает о своём, то ли тоже внимательно слушает сказки, сжав в зубах спичку. Медленно крутит пальцем телефон на полу.

На месте, где царевну спасает богатырь, морщится, раздражается… отталкивает телефон пальцами. Он скользит по полу туда, где стояла ёлка. Смотрит в огонь. Выкидывает туда спичку.

— Сообщить матери? — перебивает, бросая на меня взгляд.

— Смысл? Она не приедет.

— Почему?

— В Германии она. Замужем. Муж у нее такой там… не отпустит.

— К ребенку не отпустит?

— Не знает он, что я есть.

С отвращение, беззвучно ругается.

— Ладно. Кому сообщить можно?

— Некому, — пожимаю плечами.

— Мужчина есть у тебя?

— Мужчина? — удивленно смотрю на него.

Есть мальчик, с которым общаемся. Но он не мой парень даже. Мне и попросить у него помощи неловко. Да и чем он поможет?

Отрицательно качаю головой, пожимая плечами.

— Невнятный ответ, — низко, тихо, грубовато.

— Нет мужчины.

— Характеристику на тебя кто дать может хорошую?

— В художественной школе, если только.

Опять замолкает. Булочка сонно теребит меня. Дочитываю.

— "И жили они долго и счастливо. И умерли в один день!"

Ариша посапывает, вцепившись крепко пальчиками в мою водолазку.

Я и сама ложусь щекой на ковёр, глаза слипаются.

Питбуль задумчиво подкидывает в угли дрова. Закрывает огонь прозрачной створкой.