Ярмарка 1891 года, несмотря на недород, все же состоялась и даже ознаменовалась некоторыми успехами — благодаря Сибири, где был собран обильный урожай. Однако экономический прогноз С. Т. Морозова оправдался. Голод, начавшийся зимой 1891/92 года, продолжался на протяжении всего 1892-го, а в некоторых губерниях и 1893 года. Наиболее инициативная часть интеллигенции устраивала столовые для голодающих крестьян. Савва Тимофеевич также проявлял о них заботу, правда, сохранившиеся свидетельства о его личной помощи крестьянам относятся к более позднему времени. Так, в дневнике Софьи Андреевны Толстой, жены Л. Н. Толстого, имеется запись за 19 апреля 1898 года о приезде к ним С. Т. Морозова, который «дал для голодных крестьян Льву Николаевичу 1000 рублей» [243]— очень крупную по тем временам сумму.
Следующие два года, на протяжении которых Морозов возглавлял ярмарочный комитет, тоже нельзя назвать легкими. Продолжительный голод, вызванный неурожаем, в те времена обычно сопровождался массовыми эпидемиями. На этот раз эпидемия холеры (1892–1893) вспыхнула в низовьях Волги и довольно быстро начала распространяться по всей стране. До Нижнего Новгорода она добралась в самом начале ярмарки. Эта «болезнь грязных рук» грозила в основном простому люду. Образованная публика, зная, что «захварывали холерой большею частию после питья сырой воды», старалась соблюдать санитарные постановления.
События 1892 года отражены в воспоминаниях H.A. Баренцева. Говоря о Морозове, Николай Александрович язвительно отмечает: «Какую [он] принес пользу ярмарке, будучи председателем, мне неизвестно, но вспоминаю одно заседание членов ярмарочного комитета, куда я попал членом по недоразумению, будучи выбран без моего согласия во время моего отсутствия… В одно из моих пребываний на ярмарке мне пришлось быть на заседании под председательством Саввы Тимофеевича. Рассматривался вопрос об ассигновании пяти тысяч рублей на устройство баков с кипяченой водой для ярмарочных обывателей, пьющих обыкновенно из кранов проведенную сырую воду; требовалось это по случаю надвигающейся холеры из Астрахани. Раздались возгласы от некоторых членов комитета против такового нововведения: для чего это делать? Жили до сего времени, обходились без них. Расходов и без того много! — и еще другие вроде этого. Смотрю: председатель слушает спокойно и не думает возражать. И я уверен, что этот вопрос был бы решен в нежелательном смысле, если бы не последовало протеста с моей стороны, от человека, случайно попавшего на это заседание. Мой протест подействовал, и собрание ассигновало требующуюся сумму». [244]Думается, у Морозова была выработана своя манера ведения подобных заседаний: дать несогласным «выпустить пар», а потом первым выступить с инициативой. Во всяком случае, из других источников известно, что Савва Тимофеевич в тот период отнюдь не бездействовал. Напротив, объединившись с нижегородским генерал-губернатором H. М. Барановым, бросил все силы на борьбу с охватившей город эпидемией.
Из Петербурга в Нижний Новгород был командирован профессор Клинического института великой княгини Елены Павловны В. К. фон Анреп. Он возглавил специально созданный штаб надзирателей, которые следили за соблюдением санитарных норм. По свидетельству купца П. И. Щукина, благодаря энергичной деятельности властей предержащих «начавшаяся было паника быстро улеглась. На ярмарке открыли бараки для холерных. На Волге был устроен плавучий госпиталь, куда буксирные пароходы возили заболевших холерой на приспособленных для этого лодках. Когда же не хватило для больных места в бараках и госпитале, то Николай Михайлович немедленно распорядился отдать губернаторский дворец… под госпиталь (на такой шаг решился бы далеко не каждый чиновник, ведь губернаторский дворец принадлежал казне. —