Савитри. Легенда и символ

Его строгая логика позволяла лжи выглядеть правдой.

Изумляя избранника святым знанием,

Он говорил самим голосом Бога.

Воздух был полон вероломства и хитрости;

Говорить правду было уловкой в том месте;

Засада таилась в улыбке и опасность делала

Своим покровом надежность, доверие — воротами для своего входа:

Ложь приходила смеясь с глазами истины;

Каждый друг мог превратиться во врага и шпиона,

Рука, которую пожимали, в рукаве скрывала жало кинжала,

И объятия могли оказаться железной клеткою Рока.

Агония и опасность подкрадывались к трепещущей жертве

И мягко говорили, как с робким другом:

Атака начиналась внезапно, неистовая и незримая;

Страх на каждом повороте прыгал на сердце

И кричал мучимым страшным голосом;

Он взывал, умоляя спасти, но никто не подходил близко.

Все осторожно ходили, ибо смерть всегда была близко;

Однако предосторожность казалась тщетной, пустой тратой внимания,

Ибо все, что охранялось, оказывалось в смертельных тенетах,

И когда после долгой неизвестности приходило спасение

И приносило довольное избавление, обезоруживающее силу,

Оно было подобно улыбающемуся проходу к еще худшей судьбе.

Там не было перемирия и надежного места для отдыха;

Никто не отваживался спать или опускать свои руки:

Это был мир сюрпризов и битвы.

Все, кто там был, жили лишь для себя;

Все против всех воевали, но с общей ненавистью

Обрушивались на разум, что искал какого-то более высокого блага;

Истина была изгнана, чтобы не смела она говорить

И вредить сердцу тьмы своим светом

Или вносить свою гордость знания и поносить

Утвержденную анархию вещей установленных.

Затем сцена сменилась, но сохранила свою ужасную суть:

Изменив свою форму, жизнь оставалась все той же.

Столица там без Государства была:

Она не имела правителя, лишь группы, что борются.

Он видел город Неведения древнего,

Основанный на почве, что не знала Света.

Там каждый в своей собственной темноте шел один:

Они были согласны разнится лишь в путях Зла,

Жить на свой собственный лад для своих собственных самостей

Или проводить в жизнь общую ложь и неправильность;

Там Эго было господом на своем сидение павлиньем

И Ложь сидела за ним, супруга его и царица:

Мир поворачивался к ним, как Небеса к Богу и Истине.

Несправедливость оправдывала декретами твердыми

Суверенные гири легализованной торговли Ошибки,

Но все эти гири были фальшивы и ни одна не была одинаковой;

Постоянно она наблюдала за своим мечом и весами,

Чтобы никакое святотатственное слово не могло обличить

Освященные формулы ее старого дурного правления.

В высокие вероисповедания закутанное своеволие всюду ходило

И лицензия шествовала, болтая о порядке и правильности:

Там не было алтаря, к Свободе поднятого;

Подлинная свобода вызывала отвращение и травилась:

Гармонии и терпимости нигде не могли быть увидены;

Каждая группа провозглашала свой страшный и голый Закон.

Каркас этики выпячивался библейскими правилами

Или теория страстно верила и превозносила

Табличку, выглядевшую священным кодом высоких Небес.

Формальная практика, бронею и железной кольчугой покрытая,

Давала грубому и безжалостному роду воинственному

Вышедшему из недр диких земли

Гордую непреклонную позу благородства сурового,

Гражданскую позу, негибкую, грозную.

Но все их приватные действия изобличали ту позу:

Полезность и сила были их Правом и Истиной,

Орлиная жадность загребала свое добро вожделенное,

Клювы долбили и когти рвали любую добычу, более слабую.

В их сладкой секретности приятных грехов

Они повиновались Природе, а не моралисту Богу.

Несознательные торговцы в узлах противоположностей,

Они делали то, что в других стали б преследовать;

Когда их глаза глядят на порок ближнего,

Они негодованием горят, добродетельным гневом,

Забыв о своих собственных глубоко скрытых проступках,

Подобные своре они побивали камнями соседа, в грехе уличенного.

Прагматичный судья внутри издавал декреты фальшивые,

Формулировал на основе справедливости беззакония худшие,

Обосновывал злые деяния, санкционировал шкалу

Интереса и желания меркантильного эго.

Так баланс сохранялся, так жить мог тот мир.

Фанатичный пыл толкал их культы безжалостные,

Всякая вера, что была не их, кровоточила, как ересь бичуемая;

Они допрашивали плененного, пытаемого, сжигаемого или избиваемого

И заставляли душу оставить правду или умереть.

Среди своих сталкивающихся кредо и воюющих сект

Религия сидела на троне, испачканном кровью.

Сотни тираний притесняли и убивали

И основывали единство на обмане и силе.

Лишь видимое как реальное там ценилось:

Идеалом было циничной насмешки удар;

Обсуждаемый толпою, передразниваемый просвещенными умами,

Духовный поиск скитался отверженный, –

Самообманывающая паутина мысли мечтателя

Или сумасшедшая химера, или лицемера фальшивка, –

Его страстный инстинкт, ступая через умы затемненные,

Терялся в кругооборотах Неведения.

Ложь там была истиной, а истина — ложью.

Здесь должен путешественник Пути, вверх устремленного, –

Ибо царства Ада отваживающегося искривляют небесный маршрут, –

Делать паузу или проходить медленно через это пространство опасное,

Молитва на его губах и великое Имя.

Если бы не распознания зондирующее все острого копья острие,