Сара Бернар. Несокрушимый смех

О, не говорите мне о Мари Коломбье! Это одна из тех «подруг», которые забирают у вас ваши платья, когда они еще совсем новые, и одновременно пытаются отобрать у вас любовников. Ей это зачастую не удавалось, и отсюда ее смертельная ненависть ко мне, тем более что я не раз выручала ее. Видите ли, признательность порой служит началом ненависти. В ее случае это верно. Словом, по возвращении из Америки она написала ужасные вещи. Я имела глупость обратить на это внимание и ринулась к ней, чтобы отстегать ее хлыстом, да еще, помнится, прихватила нож. Смешно, конечно. А главное, я имела глупость подписать вместе с Ришпеном книгу о ней, полную таких же ужасов, причем ужасов низких. Я до сих пор в себя не могу прийти. И страшно сержусь на себя за то, что ответила в таком же тоне на столь пошлую книгу. Окажите любезность, не говорите мне о Мари Коломбье. Если Вам нравится, читайте и перечитывайте ее книгу сколько угодно, но не говорите мне о ней. Это одна из ошибок моей жизни, недостаток вкуса, а я этого терпеть не могу.

Франсуаза Саган – Саре Бернар

Тысяча извинений! Я не знала. Я не читала Вашей книги о ней, я читала ее книгу о Вас, и этого достаточно. Впрочем, я не могу представить себе Вас, пишущей низости. Зато легко представляю себе Вас, подписывающей их, чтобы доставить кому-то удовольствие. Забудем Мари Коломбье и поговорим о том героическом веянии, о котором Вы только что упомянули и которое вернуло интерес к театру, вернее, удовлетворило Ваш интерес к новому театру. Кто это был?

Сара Бернар – Франсуазе Саган

Это был Ростан. Я встретила Ростана в 1894 году, и тогда я была скорее ближе уже к сорока годам, чем к тридцати. Не возражайте! Я прекрасно знаю, что Вы собираетесь мне сказать, и меня это не интересует. Повторяю Вам, и это правда, что я была скорее ближе к сорока годам, чем к тридцати! Начиная с этого момента, мы больше не говорим о моем возрасте. Как только мне исполнилось сорок лет, я перестала говорить о своем возрасте. Не вижу никакой причины менять что-либо теперь, в этих «Мемуарах», где, в конце-то концов, я могу говорить все, что захочу. Надеюсь, что Вы добросовестно напишете в точности то, о чем я Вам рассказываю, а не что-то другое. Иначе я тут же умолкаю…

Франсуаза Саган – Саре Бернар

Обещаю Вам, я скажу исключительно то, о чем Вы мне рассказываете, и ничего другого. Что же касается Вашего возраста в 1894 году, то я об этом даже не думаю. Меня это тоже не интересует.

Поговорим лучше о Ростане. Даже и теперь еще многие задаются вопросом, была ли у Вас с ним связь. Рискуя показаться Вам смешной, лично я думаю, что нет. У меня такое впечатление, что насколько его манера письма воодушевляла и увлекала Вас – принимая во внимание публику той эпохи, менее сдержанную, чем мы, – настолько его персона лично Вас не вдохновляла. В самом деле, он, такой поэтичный, был, верно, одухотворен патриотизмом и великими чувствами; а мне кажется, что Вы, как истинная женщина, любили и по-настоящему ценили лишь тех мужчин, которые мало говорят или, по крайней мере, делают это в разумных пределах. И не всегда рассуждают о Родине или искусстве. Я ошибаюсь или, может, приписываю Вам отторжение и неприятие, свойственные лично мне?

Сара Бернар – Франсуазе Саган

Нет, Вы не ошибаетесь, я даже нахожу Вас все более и более проницательной. Похоже, впрочем, что всякий раз, как Вы обращаетесь к собственному здравому смыслу, Вы наталкиваетесь на мой. Правда, сейчас у меня нет желания говорить о Ростане. После долгого пребывания за кулисами и в альковах меня тянет на свежий воздух. Не знаю, смогу ли я соблюдать хронологическую последовательность, к которой Вы стремитесь, но сначала я буду рассказывать Вам о Бель-Иле, как о Лондоне или как о Нью-Йорке. Вы бывали на Бель-Иле? Готова спорить, что нет.

Франсуаза Саган – Саре Бернар