Сапуниха(СИ)

Однажды, когда так же било и курило*, Стеня, укутавшись по глаза в платок, была одной из посыльных, ходила по дворам, оповещая о собрании, что должно состояться в просторном круглом доме* Татьяны Ехимихи. Вечером в набитой до отказа горнице Епихиных гудела и волновалась толпа. Шум утих, когда вошли уполномоченные: Аверий Бузин, Василий Котельников, лысовец Купреян Семёнович и незнакомец. Отряхнув одежду, оббив шапки и обувь, направились к столу, застелённому красной материей. Аверьян, оглядев присутствующих, громко сказал:

- Станишники! Собралися мы нынче для того, чтобы порешить дюже важный вопрос. Я долго не буду рассусоливать и скажу, што наступило новое время, и, стало быть, жить надо по-другому. Вот об новой жизни и расскажет вам товарищ Колесников.

Тот, высокий, статный, поднялся со стула, опёрся руками о столешницу, подался вперёд и произнёс:

- Товарищи казаки и казачки! Мы собрались здесь с целью объединиться в коллективное хозяйство - колхоз. Для чего это надо? Для того, чтобы бороться с урожаем...

- Борются за урожай, а не с им,- перебил оратора задиристый тенорок.

Председательствующий постучал предостерегающе по графину с водой, а выступающий продолжил:

- Значит, бороться за урожай и за лучшую жизнь для казаков и крестьян. А для этого надо быть всем вместе, сообща, и чтобы всё было общее: и скотина, и зерно, и сельхозинвентарь...

- И бабы, выходить, будут обчие, - уточнил тот же тенор.

- Нет, только животные и всевозможные механизмы: сеялки, плуги, веялки. А ты, товарищ, не смейся, от женщин польза тоже бывает большая...

- Ага, особенно когда уташишь в балку али в кушири* у Лиски, - не унимался оппонент.

Раздался дружный хохот, от которого закачались клубы дыма самокруток и в лампе шаловливо колыхнулся огонёк.

- Будя вам гоготать,- устыдил всех Аверий,- тебе, Антип, абы зубы скалить. Дело сурьёзное - неча шутковать, ряшать надо-ть насчёт дальнейшего, а ты...

- А чё я? Как народ скажить - так и сделаю.

Уполномоченный долго убеждал присутствующих о пользе совместного хозяйствования, а в конце речи предложил: "Ну, что, товарищи, может, уже сегодня начнём наше правое дело, и кто-нибудь желает записаться в колхоз?"

В помещении зависла тишина, только слышались вздохи мужчин да бабий шепоток. Потом кто-то промолвил:

- Дело впрямь сурьёзное. Тут покумекать надобно. Давайте-ка взавтра опять соберёмси, а ноне уже поздно - скотине давать пора и самим вечерять.

- Ага, - согласился женский голос и продолжил: - Тока уж не куритя в курене-то, дух такой чижолый, ажнык голова разболелась.

- А ты не дыши ртом-то, - вставил и здесь слово Антип.

На том и разбрелись по домам. О чём говорили, спорили и шептались, лёжа в постелях со сладкими жёнушками казаки, неизвестно, но только и на следующий вечер ни к чему не пришли.

Тогда стали вызывать поодиночке, уговаривать гуреевцев вступить в колхоз. Те отнекивались или отмалчивались. В конце концов, дело дошло до того, что активисты, зазвав одного из агитируемых в хату, припёрли к стенке, требуя согласия. Казачура заупрямился, что вывело из себя уполномоченных:

- Ну, раз не хотишь добром, ступай в выход, помёрзнешь, а как надумаешь - постучишь,- с этими словами запихнули в погреб и закрыли на замок...

По вечерам Авилович сидел под лампой, майстрячил какой-либо заказ. Чеботарь был знатный, изготовлял и мужескую и женскую обувь. Вот и сегодня в его руках - прям игрушка! - поворачивался дамский полусапожок. Шиком считалась обувь со скрипом. Мастер знал страсть клиентов и знал, как изготовить, чтобы при ходьбе подошва порыпывала.

За окном злилась вьюга, бросая пригоршни снега на стенки куреня, старалась залепить оконные стёкла, дёргала ставни, пытаясь растворить их. В жилье жарко гудела печка, делясь теплом с постройкой и людьми.

Время метаний, время размышлений, поступков. Куда поворачивается Россия, что ждёт её впереди? К кому притулиться? На чьей стороне правда? Не только Бузин мучился подобными думками и делился вслух с женою и домочадцами...

- Чё ж будем делать? Иттить в ентот колхоз-то аль переждать? Он, бають, Макея Гуреева в выходе закрыли... посинел весь от холоду... ну и дал согласию вступить в ихнию брягаду...

- Не знаю, Яшунька... Скотину жалко и себя жалко. А ну как поотберуть всё, ежели не вступим в... как яво?

- Колхоз.

- Во-во, колхоз. А?

- И я, мать, не знаю... Вот и гадаю. Может, подождём, может, послаблению дадуть... Пока, наверное, не пойду...

- Я тоже не пойду в колхоз, не-а, - соглашался с отцом Осюшка.