Гудит паровая, грохочут машины, каждая на свой лад, возильщики таскают тазы с пряжей, а Наталью приставили вязать парочки — связывать по двое початки пряжи, чтобы ловчее было их ставить. К середине дня спина болела так, что ей казалось, что она больше никогда не сможет наклониться, но к концу смены она от усталости почти уже не чувствовала боли. Эта мука длилась до конца недели, и она весь выходной день пролежала на койке. Но понемногу втянулась, научилась экономить движения и превратилась в такую же фабричную работницу, как тысячи и миллионы других. Она научилась «тыкать» старшим, ругаться, когда не хватало пряжи, не краснеть от грубых шуток, не чистить одежду и не мыть руки, а уходить с фабрики в халате и в платке и только дома скрести руки до красноты, чтобы сохранить их белизну. Но это оказалось невозможно: масло, пыль, порезы, мозоли, вздувшиеся вены…
Она и в этом неотвратимо превращалась в обычную фабричную клячу, грубую и выносливую. Но что было в этой жизни хорошо — она была не одна, у нее был номер 2116, и этот номер давал ей право быть как все. Из прежней жизни в ней теплилась только детская мечта, что когда-нибудь ее полюбит графский сын, спасет от разбойников и в карете увезет в замок на вершине горы.
Разбойников поблизости не было, но шпаны хватало. Ванька Зубов по кличке Огурец, принятый в комсомол из хулиганов, пожевывая цигарку, заигрывал с женщинами, всячески при этом подчеркивая свое к ним презрение:
— Ишь, разбежались с получки! Гляди, баба, панталоны потеряешь! А вы, Наталья, свет, Андревна, куда разбежались, как здоровьице, давно не имели счастья с вами видеться! — а сам взглядом так и облизывает, и руку трясет как бы по-лакейски почтительно, а на самом деле нагло и даже больновато, не вырваться.
— Пусти ты, Ванька, чего ты хулиганишь! — у Натки уже слезы на глазах.
— Ах я хулиганю?.. Так я за такие слова тебя могу к кузькиной матери отправить! И ничего ты мне не сделаешь!
И тут, размахивая портфелем, появился Петруха Сизов и разжал Ванькину руку.
— Чего ты в нее вцепился? А еще комсомолец!
Ванька махнул рукой:
— Ну вас к ляху, еще на работу опоздаешь!
И вразвалочку зашагал к воротам, следить за сновальными машинами с веерами нитей, с волчками катушек на шпинделях. А Петруха оценил новую девчонку: ничего себе, глазастая, тоненькая…
— Мы его подтянем, не бойся, — и, улыбаясь, погладил ее по плечу: — Ты чего в коллектив редко заходишь? Ты ведь, кажется, секретарь 3-й ячейки?
Красиво закручено — графский сын не графский сын, а от разбойника спас. Хороший рабочий парень Петруха Сизов, веселый комсомольский секретарь.