Сильно отражена революционная стихия, ничего не скажешь. Но где планомерность? Где руководящая роль ВКП(б)? Нету роли. Про планомерность рассуждает только поручик Архангельский во время упадочных буржуазных танцев:
Поручик Архангельский угощал Наташу лимонадом и говорил тихим голосом:
— Очень трудно подчинять людей. Убить легко, а подчинить трудно. А если подчинить, то удержать в подчинении — ох как трудно. Самое легкое — на войне подчинять. Там погоны гипнотизируют. Но снимается гипноз, Наталья Владимировна, и только очень сильная рука удержит.
Со звоном лопались телеграфные провода. Оконные стекла летели на мостовую. Грузовики носили вооруженных людей по городу.
К поручику Архангельскому прибежал взводный.
— Рота бунтует, господин поручик. Арестовать вас хотят.
— А вы успокойтесь, Точило. Выпейте воды. Успокойтесь.
— Господин поручик, да убьют же вас!
— Не думаю, Точило. Может быть, но не думаю. Да это к делу не относится. Где это я портсигар оставил? Очень хороший портсигар. И притом подарок. Это я, должно быть, в роте оставил.
Поручик Архангельский тихо шел по коридору — так бы всю жизнь пройти. Издали все слышнее шум. Поручик Архангельский вошел, и шум оборвался на полузвуке, забился под нары, в углы — и стих.
— Братцы мои, я тут у вас, кажется, портсигар оставил. Не видели, братцы?
Двести глаз смотрели на офицера. Из чьего-то грязного кармана вылез портсигар. Чья-то рука молчаливо подала.
Поручик Архангельский взял портсигар, раскрыл, вынул папиросу, вложил портсигар в карман. Чиркнул зажигалку, закурил и, покуривая, прошел через помещение 1-й роты на улицу. И, пока ехал до вокзала, все курил одну и ту же давно потухшую папиросу. И в поезде не выпустил из крепко сцепленных зубов изжеванного ненужного окурка.