Сапфировый альбатрос

Все, что шумит и гудит сейчас по деревне, — все это будет тут, на желтой нотной бумаге, которая дрожит в руках у капельмейстера. И будет готов русский революционный гимн. Быстрые шаги застучали к двери. Подпоручик Ловля вбежал в избу:

— Ся… сяда… ядут… Ба… Бадакович…

И полез под кровать.

Дверь с грохотом сорвалась с петель. За дверью — штык, за штыком — дуло, приклад и серая шинель солдата. За стрелками — еще стрелки.

— Где адъютант?

— Там, — отвечал капельмейстер шепотом, прижимая к широкой груди нотную бумагу. — Там.

И указал под кровать. Ловля выскочил, закрыл голову руками, выставив вперед локти, и ринулся к двери. Прорвался на крыльцо, соскочил — и в сарай.

Солдаты, топоча сапожищами, пролетели мимо Таульберга в сарай, куда забился адъютант Ловля. Таульберг услышал визг, как будто в сарае резали поросенка. Все глуше визг, и вот — поросенок зарезан. Стрелки гоняются за офицерами. Один крикнул Федосею:

— Капельдудку в сарае зарезали.

— Обязательно, — отвечал Федосей. И дернулся с лошади к Таульбергу: — Шпион!

Таульберг вздрогнул, завидев Федосея, забежал во двор, вытягивая из тугой кобуры наган.

А через дрожащее еще тело, опрокидывая все на пути, вырвалась на улицу жирная масса капельмейстера. Китель клочьями болтался на плечах. Голова всклокочена. К груди капельмейстер прижимал нотную бумагу.

— Господа! Не убивайте! Не о себе прошу! Погодите! Завтра убейте, через час убейте! Гимн! Русский революционный гимн! Не нужно!

И вот такой изобразил второй Мишель революционный финал справедливого классового возмездия:

Убрана деревня. Лежат перед стрелком Федосеем, выставив вперед подошвы, полковник Будакович, поручик Таульберг, подпоручик Ловля. Гулиды нет. Гулида не лежит перед стрелком Федосеем.

Он явился в Емелистье к вечеру, когда утихли стрелки, — заюлил, закружился:

— Ура! Новая жизнь! Я вам всем теперь такого вина достану!.. И в Петроград пошлем: «6-й стрелковый присоединяется». Долой, мол, офицеров! Долой немцев! Да здравствуют народные вожди! И гимн пошлем! Капельдудка сочинил!

И теперь он стоит за широкой спиной стрелка Федосея.

Устали стрелки. Вышли с лопатами за деревню — рыть могилу. Но тяжко копать после дневной работы вязкую землю.

Стрелок Федосей поднялся с камня:

— В колодец их всех!

Стрелки обрадовались:

— Правильно!

И дружно приступили к работе. Один — за ноги, другой — за голову, колодец недалеко — бух! И нет офицера. Очищается земля перед стрелком Федосеем.

Емелистьевские мужики из этого колодца с тех пор воды не брали: возили из соседней деревни.