Только теперь Миртал смог рассуждать здраво. Никакой опасности для жены не было. Она хотела пробраться в его домик. Зачем? Ответ напрашивался сам собой: чтобы посмотреть на ожерелье. Женское любопытство. При этой мысли внутри у Миртала как будто бы зазвонил тревожный колокольчик. Так было всегда, когда он чувствовал ложь или какое-то противоречие. С ним такого уже давно не было, и он уже успел забыть об этом чувстве. И вот оно пришло снова. Да, женское любопытство – великая сила. Но бежать посреди холодной ветреной ночи, чтобы посмотреть на подарок, к тому же, хорошо зная, что он еще может быть смертоносным – это было слишком, особенно для такой рассудительной женщины, как Литина. Здесь было что-то еще. Ей почему-то очень надо было посмотреть на ожерелье, причем именно сейчас. Ждать она не могла. Но что заставило ее так поступить? И главное, почему она ничего ему не сказала?
Стоя за плотной стеной кустарника и чувствуя на себе сверлящий взгляд притаившегося на дереве ночного стражника, который специально дал себя увидеть, чтобы предупредить о своем присутствии и, возможно, прийти на помощь зятю Ксерна, Миртал наблюдал, как Литина подошла к двери его лачуги и безуспешно пыталась справиться с замком. Наверное, она думала, что замка нет. Она никогда не ходила в его домик, потому что, как сама говорила, у каждого должно быть свое место для уединения, где можно быть уверенным, что тебя не потревожат. Литина несколько раз попыталась силой сорвать замок, а потом поковырять в нем длинной шпилькой, но замок, который не смог бы открыть даже опытный вор, конечно, не поддавался. Наконец, отчаявшись, Литина села на землю возле двери лачуги и тихо заплакала.
Такого Миртал вынести уже не мог.
– Литина! – негромко сказал он и подошел к своей жене. Она вздрогнула, но не испугалась и посмотрела на него заплаканными глазами. В них Миртал увидел только одно – мольбу о помощи. Он опустился рядом с женой и обнял ее.
– Ты ведь знаешь, что все можешь мне рассказать. Я все пойму и всегда помогу тебе. Мы теперь вместе и нам под силу то, что не может никто из нас поодиночке. Мы – единое целое. Поверь мне, вместе мы все преодолеем.
– Ты думаешь, я бы не рассказала тебе все, если бы могла! – с чувством сказала Литина. – Я так мучаюсь, мне так стыдно, что приходится что-то делать втайне. Но сказать тебе я ничего не могу. Ты тоже должен мне поверить! Ничего плохого я не замышляю! У меня просто нет выбора.
– Тебе нужно посмотреть на ожерелье?
– Да, пожалуйста, просто покажи мне его и ни о чем не спрашивай. Хорошо?
– Ладно.
Миртал достал ключ, который всегда носил в специальном кармашке своего плаща. Несколько привычных движений и замок был открыт. Литина впервые в жизни вошла в его домик. Миртал зажег свечу. В домике было бедно. Слева у стены стояла кровать, а справа от двери, у окна, располагался сундук с табуретом. Больше здесь ничего не было. Литина вопросительно посмотрела на Миртала, и он, ни слова не говоря, поставил на сундук черпак с водой, на дне которого в полутемной комнате ярко сверкнуло сапфировое ожерелье.
– Только не трогай его, – сказал Миртал, перехватив руку Литины над черпаком. – Там еще может быть яд.
Он держал руку своей жены и чувствовал, как она застыла, неотрывно глядя на ожерелье. Литина стояла абсолютно неподвижно, как статуя, будто скованная невидимой силой, и только прерывистое дыхание выдавало в ней живого человека. Вдруг, словно кем-то отпущенная, она закрыла глаза и упала прямо в объятия Миртала. Он взял ее на руки и бережно положил на жесткую кровать. С тревогой он послушал, как она дышит, и внимательно посмотрел на лицо, но причин для беспокойства не обнаружил: выражение лица было спокойным, дыхание ровным – Литина спала.
Поставив черпак с ожерельем за сундук, чтобы драгоценность не бросалась в глаза, если кому-нибудь еще вздумается посетить его убогую лачугу, Миртал сел на табурет и задумался. Итак, ожерелье, конечно, было необычным. Дело не только в уникальных камнях и мастерстве работы, но и в том, как оно влияло на видевших его людей. Силу этого влияния нельзя было объяснить только красотой камней, какими бы дорогими и особенными они не были. Казалось, что ожерелье обладает собственной внутренней силой. Миртал вспомнил свои ощущения, когда рассматривал его утром – радость и веселье. Однако у Литины все было по-другому. Ожерелье полностью подчинило ее себе. И ничего радостного в этом не было. Это не мог быть яд. Во-первых, она его не коснулось, а во-вторых, яда там уже не было. Миртал знал, что он довольно быстро теряет свою силу в воде. Оставляя его в воде после нескольких часов, он просто перестраховывался. Так если это не красота ожерелья и не яд, что же тогда?