— Освежающе, не так ли? — Мистер Мерчант позаботился о том, чтобы мой бокал снова был полным. К моему удивлению (и некоторому облегчению) он откровенно схватил леди Бромптон тоже за грудь, уверяя, что там был волос. Похоже, леди Бромптон это не сильно возмутило, она лишь назвала его «сластолюбцем» и ударила веером по пальцам (ага! вот для чего на самом деле нужны веера!). Затем она и ее кузина повели меня к диванчику с обивкой в синий цветочек, стоявшему у окна, и усадили между собой.
— Здесь вы в безопасности от липких рук, — сказала леди Бромптон и похлопала по-матерински меня по коленке. — Только ваши уши еще в опасности.
— Пейте, — посоветовала мне тихо кузина. — Вам это понадобится. Мисс Фэрфакс только начала свое пение.
Диван был непривычно жестким, а спинка была настолько выгнута, что невозможно было на нее опереться, если только я не хотела утонуть во всех своих многочисленных юбках. Совершенно очевидно, что при изготовлении диванов в восемнадцатом веке не предполагалось, что на них будут сидеть развалясь.
— Я даже не знаю, я непривычна к алкоголю, — сказала я нерешительно.
Моя единственная встреча с алкоголем произошло ровно два года назад. Это случилось на одной из «пижамных» вечеринок у Синтии. Совершенно безобидной. Без мальчиков, зато с чипсами и с «Классным мюзиклом» на DVD. И с миской, полной ванильным мороженым, апельсиновым соком и водкой… Самым большим подвохом стало то, что ванильное мороженое перебивало вкус водки, и эта смесь действовала на всех по-разному. Синтия после трех стаканов распахнула окно и кричала на весь Челси «Зак Эфрон, я люблю тебя!». Лесли сидела с унитазом в обнимку, Пегги призналась Саре в любви («ты такая к-к-к-ры-ы-ы-ысив-в-вая, женись на мню»), а с Сарой случилась истерика, непонятно по какой причине. Но хуже всех было мне. Я прыгала на кровати Синтии и орала
После этой неприятной истории мы с Лесли решили избегать алкоголя (и пару месяцев — отца Синтии), и с тех пор были последовательны в этом вопросе. Пусть даже иногда было довольно странно находиться трезвыми в компании выпивших. Например, как сейчас.
Я снова чувствовала на себе взгляд графа, сидевшего на противоположной стороне зала, и в моем затылке неприятно зудело.
— Говорят, он владеет искусством чтения мыслей, — прошептала леди Бромптон, и тогда я решила временно отменить запрет на алкоголь. Только на сегодняшний вечер. Только для нескольких глотков. Чтобы забыть о страхе перед графом. И перед всем остальным.
Специальный пунш леди Бромптон действовал на удивление быстро, и не только на меня. После второго бокала пение мисс Фэрфакс уже не казалось нам таким ужасным, после третьего — мы стали постукивать ногами в такт, и я подумала, что никогда еще не была на такой милой вечеринке. Нет, правда — люди были намного непринужденнее, чем я себе представляла. Непринужденнее, чем в двадцать первом веке, если уж быть точным. А освещение было просто грандиозным. Как это я раньше не заметила, что от света сотни свечей кожа каждого присутствующего приняла золотистый оттенок? Даже у графа, который улыбался мне с другого конца зала.
Четвертый бокал заставил мой внутренний голос («Осторожно! Не доверяй никому!») окончательно заткнуться. Моей эйфории мешало только то, что Гидеон обращал внимание исключительно на женщину в зеленом платье.
— Ну, теперь наши уши всё выдержат, — решила леди Бромптон в какой-то момент, поднялась и, аплодируя, пошла к спинету. — Моя дорогая,
Кузина леди Бромптон завизжала как настоящая малолетняя фанатка юношеской группы, когда любитель-хватать-за-грудь уселся за спинет и сыграл несколько быстрых арпеджио. Прекрасная леди Лавиния одарила Гидеона сияющей улыбкой и поспешила к инструменту. Я увидела, что она была не такая уж и молодая, как я думала. Но пела она великолепно! Как Анна Нетребко, которую я слышала два года назад в Королевской Опере в Ковент-Гардене. Ну, может, не так же великолепно, как Нетребко, но слушать ее доставляло огромное удовольствие. Если любить напыщенные итальянские оперные арии. Которые я, честно говоря, не любила, но сегодня благодаря пуншу… Очевидно, итальянские арии были безусловным рецептом для хорошего настроения в восемнадцатом веке. Люди в зале очень оживились. Только собачий свист… э-э-э… мисс Фэрфакс сидела с кислым лицом.