Сапфир

Гранат: свет прямой, но чередующийся — луч длинный, луч короткий, снова длинный и короткий.

Турмалин: плотный кокон, напоминающий паутину. Почти непрозрачный. С турмалином будет просто… Чароит бликовал и переливался, берилл светился ярко у центра камня, но терял в мощности сразу же у граней, циркон испускал один-единственный луч…

Ручка нашлась в блокноте.

Лана зажала колпачок во рту и принялась рисовать.

* * *

Вновь шипела над костром решетка-гриль; Марио отряхивал с ног блестки чешуи. День — погожий и солнечный — ласкал взгляд лазурной синевой горизонта. Отдыхала «Жемчужина». Пока Марио сбрызгивал рыбу соком подсохшей за ночь половинки лимона, Лана сосредоточенно изучала рисунки — впечатывала в память, заучивала. Затем оторвалась от блокнота, подняла глаза:

— Мо, а действие формулы ослабевает к концу срока?

— Угу.

— То есть может быть так, что к тому времени, когда мы попадем в комнату, я начну видеть хуже?

— Не думаю. Он писал, что действие формулы ослабевает за двадцать четыре часа до истечения двух с половиной или трех недель.

— То есть я успею?

— Успеешь.

Он улыбался. Он теперь улыбался почти все время, и каждую из этих улыбок Лана отражала светом тысячи солнц, которые горели внутри. Она любила Марио. Его спокойствие, его невозмутимость, его уверенность, что каким-то образом все обязательно наладится. Любила любовь в его глазах.

А еще совершенно по-женски балдела от вида мужской фигуры — этих бугристых мышц, которые могла потрогать, этой невероятно мощной спины, которую имела право обнять, этих сногсшибательных крепких ног — с такими хоть в спринт, хоть в футбол. А уж хрюндель — вот кто оказался выше всяких похвал — им Марио владел безукоризненно.

— Любовь моя, может, ты походишь по этому острову без плавок?

Улыбка мужчины, глядящего в костер, расползлась шире.

— Только, если ты скинешь с себя парео и тоже будешь ходить нагишом.

— Я согласна!

— Но с острова мы тогда не уедем.

— Какая райская жизнь…

Черные глаза блеснули — Мо снял решетку с огня и отложил в сторону. Поднялся на ноги, присел уже перед Ланой, подался вперед.

— Что-то я давно тебя не целовал…

— Очень давно.

Он был вкусен, он был горяч. Мо омывал сексуальной энергией не слабее океана — он сам был океаном. Лана медленно откланялась назад, радостно сдаваясь напору.

— И все-таки, может, походишь по острову голым?

— Ты хотела бы любоваться видом вставшего члена?

— А он вставший?

— Проверь, — прошептали ей на ухо, и она тут же запустила в плавки руку, нащупала разбухший и уже почти стальной пенис, легонько сжала его и застонала.

— Я проверила. Нравится.

— Точно?

— Ну, я бы проверила еще раз…

Мо навалился сверху, вложил себя туда, куда был приглашен, тихонько зарычал. Сперва двигался медленно, позволяя прочувствовать каждый момент единения, затем не удержался, впечатал податливое тело в песок, ускорился. Переплелись пальцы, переплелись стоны, поцелуй глушил и усиливал их одновременно. Лана, чувствуя себя скорострелом, не выдержала первой — выгнулась навстречу, задрожала и сдалась — рассыпалась ворохом сверкающих искр. Блаженная, ощущала, как приблизился к развязке, а после сдался и Мо — вогнал себя в нее на полной мощи раз, второй, третий… Захрипел, прижал ее теснее тесного, обмяк.

Оба — ненасытные и изголодавшиеся, оба — скорострелы. Ей было весело.

Шумели над головой пальмы; скользили по синему небу облака.

— Хорошо-то как… Не описать.

Они лежали, не разъединившись. Нежились, таяли, испускали вокруг себя волны счастья.

— Ну что, он все еще хрюндель?

Спросили ее тихонько.

— Угу, — муркнула Лана. — Самый лучший хрюндель на свете.

И Мо затрясся от смеха.

* * *

— Где ты взяла это слово — хрюндель?

Облепленная кусочками взлетавшего вверх пепла, снова жарилась рыба.

— Это все моя подруга, — Лана безмятежно улыбалась. — Мы как-то раз пошли в кино, а там главный герой разделся до плавок, и у него, кажется, частично вывалилось хозяйство — знаешь, всего на секунду мелькнуло в кадре. И тогда Иви спросила громким таким шепотом: «Это у него хрюндель, что ли?» Хрюкал весь зал. Вот и прилипло.

— Понял. А то я все гадал…

Шумели кусты за «шалашом», поскрипывали пальмовые стволы; пели в глубине тропического леса птицы.

— Мо, а животные тут есть?

— Только мелкие, насколько я знаю. Птицы, грызуны, типа бурундуков. Мыши. А что?

— Просто. Хорошо. Может, останемся?

Упал и глухо стукнулся о песок в отдалении кокос.

— Для пяти дней у нас недостаточно еды.

— Достаточно, — уверенно возразила Лана. — У нас есть хлеб, рыба, пресная вода. Что еще нужно?

— Ничего, — Марио перевернул решетку. В этот момент он выглядел таким расслабленным и счастливым, как никогда ранее. — Только рыба опостылеет тебе уже через день.

— Может быть, — песок тек через ее пальцы сухими ручейками. — Но можно чередовать ее.

— С чем?

— С сексом. Смотри: завтрак — рыба и секс. Обед — кальмары и секс.

— Полдник: кокосы и секс, — подхватил Марио, — вечером — бананы и секс.

— Видишь, какое разнообразие?

— Точно — рай.

И они расхохотались.

После еды Мо посерьезнел, предложил:

— Сегодня съемки вручения призов. Хочешь на них присутствовать?