Самый жаркий день (СИ)

– С водой у нас беды не будет, недостатка в ней нет. Пусть дурная, как Нестор Павлов говорит, но пить все равно будем. Вот с провизией дела не такие хорошие. Если уменьшим прибавок в котлы, то продержимся неделю-полторы, не больше. Совсем плохо с фуражом, уже завтра кони начнут голодать. Как бы казаки ни противились, но резать лошадей придется, их и в пищу можно потребить. Потом верблюды, но не знаю, можно ли этих животин есть. Хуже всего будет, если закончится боевой припас. Его осталось на пять-шесть таких сражений.

– Полковник Некрасов? – повернулся Ланжерон к другому «интенданту».

– Порох и свинец нас ждут в Бухаре, – мрачно ответил тот. – То, что через Хиву придется пробиваться с такими боями, предположить не могли.

– А надо было!

– Не буду спорить, Ваше Высокопревосходительство, но позволю сказать, что сведения, получаемые мной, часто запаздывают по понятным причинам, часто не полные. С ханом Мухаммадом велись разговоры, он дал обещание пропустить экспедицию, пусть и под присмотром. Веры его словам было не то чтобы много, но на такой прием, каюсь, я не рассчитывал. Сомневаться же начал, когда первый раз туркоманы напали.

– А в Бухаре так не будет?

– На все воля Аллаха, – неуклюже пошутил Некрасов, вызвав недовольную гримасу генерала. – Имею основания полагать, что эмир Хайдар примет нас достойно. Если не вмешается то, что, как я считаю, вмешалось здесь.

– Вы имеете в виду англичан?

– Их, Ваше Высокопревосходительство. Но Хайдар тянется к России, в ней он видит союзника, который может помочь обуздать ему местных князей. Англичане же всегда ставят на внутренние раздоры. Если эмир еще у власти, то в нем мы найдем хитрого, но друга.

– Это не поможет нам здесь и сейчас, – подал голос полковник Петров. – У меня припаса к орудиям пока хватает, но трех пушкарей посекли насмерть, еще двое ранены. Сидеть тут долго мы не сможем, помощи ждать неоткуда. Был бы у нас плутонг графинь, то, может быть, и выдержали бы и дольше, но она у нас такая одна.

Все посмотрели на меня, отчего я зарделась. Похвала хотя и была заслуженной, но принимать ее почему-то было неудобно.

– Помощь ее сегодня была к месту, – поклонился мне Ланжерон. – Но да, она у нас одна. И не Христос она, пятью хлебами не накормит. Да простит мне отец Михаил слова такие.

Присутствующий тут иерей лишь махнул рукой. Выглядел он бледно. Сама я не видела, но уже рассказали, что священник в обоих боях ловко орудовал палашом. Не хуже, чем кадилом, которым тоже сегодня пришлось воспользоваться, провожая к Господу погибших.

– Что ж, мнения ваши я услышал. Александра Платоновна, у Вас есть, что сказать? Нет? Хорошо. Тогда, господа и госпожа, будем действовать так…

[1] Орреный – ужасный (от фр. «horreur» – ужас).

[2] Импет – порыв ветра.

[3] Инкомодите – неудобство, затруднение (от фр. «incommode»)

[4] Асикурировать – рисковать.

[5] Лотошить – торопливо говорить.

Глава 21

Изначально в укреплении лагеря был оставлен широкий проход, но после первых признаков возможного нападения он был, конечно, заделан. Теперь же в ночной темени солдаты споро махали лопатами, раскапывая стену вала, кидая землю прямо в ров. Туда же летели ранее заполненные песком мешки, отслужившие свою защитную роль. Тишину старались соблюдать, впрочем, все эти работы не создавали какого-то особого шума. Кайсаки, отправленные в разведку, доложили, что хивинцы в своем стане сейчас предаются унынию, постов не выставили, полагая, что шайтаны-урусы из западни никуда не денутся. Один секрет был обнаружен в стороне дороги на Устюрт, его незаметно вырезали на всякий случай, однако планы узбекских военачальников были понятны: русскому войску не хотели дать уйти назад.

Вот только генерал Ланжерон решил действовать совсем иным образом. Едва проход в укреплениях был расширен в достаточной мере, чтобы сквозь него без помех могла выйти колонна, армия двинулась вперед. Первыми отправились казаки и кочевники, на время притаившиеся между двух лагерей, но, как только выступили основные силы, они внезапным ударом обрушились на утомленных вчерашними схватками хивинцев. Ночной бой оказался для противника полной неожиданностью, в его порядках разрасталась паника, поэтому к моменту подхода инфантерии никакого внятного сопротивления не было. Узбеки разбегались, бросая свое добро, не стремясь помогать многочисленным раненым.