Самый жаркий день (СИ)

Хивинец не удержался от неодобрительного цокания, когда Алмат подтвердил его предположение, но скандалить не стал, а вежливо попросил разъяснить, что происходит в городе. Из всей стражи он остался старшим, потому что главный полицмейстер поспешил сбежать через южные ворота, бросив своих подчиненных одних перед вторжением чужой армии.

– Скажи ему, что войско его хана разбито, но мы не собираемся захватывать его город. Передохнем и пойдем дальше. Скажи, что наша цель лежит далеко за Хивой, и мы мирно миновали бы ее, но коварство его хана вынудило нас дать бой. Скажи, что наши солдаты не будут грабить, но если произойдет хотя бы одна неприятность с нашими людьми, то отношение изменится, и кара будет страшной.

Выслушав перевод, стражник вежливо поклонился и задал следующий вопрос.

– Он спрашивает, что ему делать, если за это время армия великого хана Мухаммада подойдет к Ташаузу?

Я задумалась, но решила, что в моих полномочия как главы экспедиции сейчас дать определенные обещания:

– Передай следующее. В этом случае мы останемся в осаде, жители города должны будут покинуть его, оставив здесь все припасы, но могут забрать другое имущество. Пусть передаст это другим городовым и обеспечивает порядок. Я не знаю, сколько мы пробудем тут, но, думаю, не долго. Надо сказать Ланжерону об этом, – сказала я Тимке. – Поехали к нему, еще найти надо.

Генерал нашелся возле большой рыночной площади, называемой тут вполне привычным словом «базар». Здесь устраивали временный лагерь, безжалостно ломая прилавки и двухколесные телеги на дрова. Александр Федорович мое решение полностью одобрил, признав его и своевременным, и разумным. Хивинцу-стражнику он подтвердил слова, сказанные «ханум», и тот ощутимо успокоился. Все же в его мире представить, что главной над таким бравым воином может быть женщина, было сложно.

– Людям надо отдохнуть, Александра Платоновна, – сказал мне генерал. – Они прошли такой путь, ободренные победой и осознанием будущей катастрофы.

– Я согласна, Ваше Высокопревосходительство, только надолго здесь оставаться нельзя. Хивинцы соберут разбежавшихся и запрут нас уже за этими стенами. Их оборонять легче, но добрый колодец тут один, припасов сколько мы сможем реквизировать – неизвестно, и сомневаюсь, что в здешнем арсенале найдется много пороха.

– Что Вы предлагаете?

– Ровно то, что предложили Вы, мой генерал. Наша ближайшая цель – Хива. Хану уже завтра доложат о нашем местоположении, он сможет начать собирать войска, чтобы осадить этот городок. Подойдут разбитые нами части, и мы снова окажемся в ловушке. А я хотела бы увидеть Индию, а не это убожество.

Ланжерон задумался. Сейчас мы были с ним одни, а я впервые высказывала свои мысли о деле военном. Однако ум мой коммерческий сейчас действовал в привычной мне среде построения предположений и планов, и долгое сидение в Ташаузе виделось ужасной ошибкой.

– До Хивы такой же переход, – сказал с сомнением Александр Федорович. – Ее стены – не чета этим, а мы пойдем прямо в пасть хищнику, туда, где он собирает силы.

– Посудите сами, Ваше Высокопревосходительство, только завтра хан узнает о падении Ташауза. Скорее всего еще позже ему станет известно о битве при Аму-Дарье. Пока он разошлет гонцов, призывая войска, пока те начнут собираться – это уйма времени! А нас там завтра ночью никто ждать не будет!

– Александра Платоновна, Вы предлагаете завтра совершить такой же марш? Побойтесь и Господа, и Мани вашего! Солдаты не выдержат!

– Я уверена, что другого выхода нет. Каждый день будет лишь приближать нашу погибель. Все это, – я обвела рукой вокруг, – какая-то ошибка. Я имею в виду весь наш поход и его подготовку. Только выступили, и уже оказались в весьма неприятном положении.

Генерал усмехнулся и дружески положил мне свою ладонь на плечо:

– Графиня, из всех кампаний, в которых я участвовал, эта представляется мне самой продуманной. А нынешнее наше положение дел… план любого боя, Ваше Сиятельство, существует исключительно до первого выстрела. Думаете, я не злюсь на полковника Некрасова за ложные сведения? Злюсь, но понимаю его ошибку. Меня больше беспокоит уныние полковника Муравьева, полагающего правоту хивинцев, а не нашу.

Я удивленно вскинула брови. Можно было чего угодно ждать от этого офицера, но никак не сочувствия врагу. Да, мы явились непрошенными, но первый залп был дан не с нашей стороны!

Странный все же этот Муравьев. Я часто пыталась найти в нем приятные для себя черты, но с каждым разом смирялась все больше с тем, что таковых не имеется. И Александр-Надежда твердил мне о полковнике то же самое. Кстати, а где бравый кавалерист-девица?

Павлов нашелся в одном из домов, куда каким-то образом сумел напроситься на постой. И мне предстала комичная картина, в которой штабс-капитан, не стесняясь нескольких узбекских женщин, стягивал с себя штаны, чтобы ополоснуться. На лицах хивинок застыл ужас, но, когда рейтузы и панталоны пали… Раздался оглушительный визг, и хозяйки с криками о шайтане кинулись на улицу.

– Темные люди, – зло буркнул Павлов.