Он хотел было выразить свое порицание тому, что мать одобряет поступок Валента. Он хотел было выразить все свое глубокое неприятие поступков своего отца и Меружана, объяснить, какие гибельные для Армении последствия могут иметь предпринятые ими шаги. И наконец, он хотел было прямо сказать, что сделает все возможное, приложит все усилия, чтобы разрушить замыслы отца. Но он знал беспредельное честолюбие своей матери. Она мечтала стать женой армянского спарапета и сестрой армянского царя. Любые доводы теряли свою действенность перед этой неистовой страстью.
И благоразумие замкнуло ему уста.
Род Мамиконянов издревле имел преимущественное право занимать должность спарапета, то есть стоять во главе армянского войска. Должность эта передавалась из поколения в поколение: сын наследовал отцу. Если и случались отклонения от традиции, и спарапеты избирались из других княжеских родов, то лишь тогда, когда между царем и Мамиконянами
возникала вражда.
Вся область Тарон была наследственной вотчиной Мамиконянов. Здесь, в монастыре Плак, находилась их фамильная усыпальница, здесь была их княжеская резиденция — замок Вога-кан (впрочем, одна из ветвей рода Мамиконянов отделилась и поселилась в области Тайк, в неприступной крепости Ерахани).
Не только высокая должность спарапета из поколения в поколение оставалась в роду Мамиконянов. Именно из этого рода, столь славного воинской доблестью, чистотою нравов, любовью к отчизне и другими высокими добродетелями, выбирались по преимуществу наставники наследника престола и его пестуны-дядьки. Нравственный авторитет рода был столь велик, что все другие княжеские дома Армении неизменно и глубоко чтили Мамиконянов, и сам царь особо считался с ними. Именно поэтому всякий раз, когда решались судьбы Армении, ни одно начинание не мыслилось без участия в нем Мамиконянов. Самоотверженность, высокие нравственные достоинства и героизм были поистине неотделимы от этой фамилии.
При Аршаке II из Мамиконянов наибольшей известностью пользовались два брата — Васак и Ваган. Васак в детские годы царя Аршака был его наставником, а потом занял должность спарапета, Ваган исполнял должность азарапета, то есть ведал хозяйственными делами всего государства.
И вот теперь ни одного из братьев в родовом замке не осталось. 1онцы, о которых мы уже говорили, привезли из персидской столицы горькие вести об их гибели. Васак погиб, предательски казненный персидским царем Шапухом, а Вардан погиб нравственно, отрекшись от всего армянского... В замке остались лишь сыновья двух братьев. Самвел, сын Вагана, и М[ушег, сын Васака.
Была уже глубокая ночь. Во дворце, где жила семья Васака, давно погасли все огни, и только в одном покое из наглухо занавешенных окон пробивалась узкая полоска света: там еще не спали. Какой-то человек то беспокойно шагал по комнате, то ненадолго присаживался на тахту и нетерпеливо устремлял взор на двери. «Что бы это значило? — терялся он в догадках. — Самвел просит тайного свидания... Что случилось? О чем надо переговорить наедине? Плохие вести? — Будь что хорошее, не к чему было бы приходить ночью...».
Это был сын Васака Мамиконяна Мушег. Он был лет на шесть-семь старше Самвела, красив собою, крепкого и соразмерного сложения; во всех чертах его читалось мужественное достоинство воина.
Покои, в которых он находился, не отличались особой роскошью. Пол был застлан грубыми волосяными циновками, у стен стояли тахты, тоже застланные простыми грубыми коврами. Всюду можнобыло видеть оружие, и оно тоже было лишено особых украшений. Во всем бросались в глаза простота и скромность. Видно было, что обитатель этой комнаты даже в своих княжеских палатах сохраняет суровый уклад походной жизни.
11ростота его одежды соответствовала непритязательности жилища. И там и тут заметны были скорее стремление к прочности и целесообразности, нежели изысканность и тонкий вкус.
Мушег подошел к окну, отодвинул занавес и открыл одну створку. Долго стоял он неподвижно, глядя в окно. Ничего не было^видно и не было слышно, все спало под покровом глубокой ночи. Он глядел в ночной мрак, а мысли его уносились далеко-далеко, ко двору персидского царя. Там сейчас его дорогой отец, там сейчас и любимый государь. С самого отъезда от них ничего нет. В чем причина этого молчания? Ужели Ша-пух прибег к обману? Ужели все пути отрезаны?.. Он ничего
не знал, у него не было никаких сведений. И его невеселые мысли так же блуждали вслепую во мраке неизвестности, как его гневные взоры — во мраке темной ночи.
В таком расположении духа и нашел его Самвел, когда тихонько приотворил двери, подошел к двоюродному брату и, положив руку ему на плечо, заставил очнуться от тягостного раздумья. Мушег обернулся.
— Ты изрядно помучал меня ожиданием, Самвел.
— Соглядатаи княгини так и рыщут вокруг моих покоев, — в сердцах воскликнул Самвел. — Еле ускользнул...
— Значит, что-то случилось, раз твоя мать расставляет соглядатаев, — заключил Мушег, и его невеселое лицо помрачнело еще больше.
— Сядем, я все расскажу.