Самоцветный быт

Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.

Предместком встал и вытаращил глаза.

– Э… Вы?

– Я, – мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.

Предместком прочитал ее, покраснел и заявил:

– Кто ж его знал… – забормотал он… – Гм… да, игра природы… Главное, усы у вас, и Петр Николаевич…

Вошедший мрачно молчал…

– Ну что ж… Стало быть, препятствий не встречается… Да… Зачислим… Да вот усы сбили меня…

Вошедший злобно молчал.

* * *

Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.

– Здравия желаю, ваше превосходительство, – заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим. – Ну как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ресефесере?

– Отойди от меня, – мрачно сказал Врангель.

– Сердитый вы, господин генерал, – продолжал Карасев, – у-у, сердитый! Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария…

Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка.

Кругом засмеялись.

– Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? – сказал дрожащим голосом Карасев. – Я шутю, а ты…

Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:

«…Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мне роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери – Иванов…»

Сбоку было написано химическим карандашом: «Удовлетворить».

– Свинья ты… – заныл Карасев. – Что ж ты мне ударил?

– А ты не дражни, – неожиданно сказали в толпе. – Иванов, с тебя магарыч!

1924

Библифетчик

На одной из станций библиотекарь в вагоне-читальне в то же время и буфетчик при уголке Ильича.

Из письма рабкора

– Пожалте! Вон столик свободный. Сейчас обтиру. Вам пивка или книжку?

– Вася, библифетчик спрашивает, чего нам… Книжку или пивка?

– Мне… ти… титрадку и бутирброд.

– Тетрадок не держим.

– Ах вы… вотр маман… трах-тарарах…

– Неприличными словами просють не выражаться.

– Я выра… вы… ражаю протест!

– Сооруди нам, милый, полдюжинки!

– «Азбука», сочинение товарища Бухарина, имеется?

– Совершенно свеженький, только что получен. Герасим Иванович! Бухарин – один раз! И полдюжины светлого!

– Воблочку с икрой.

– Вам воблочку?

– Нам чиво-нибудь почитать.

– Чего прикажете?

– Ну, хоша бы Гоголя.

– Вам домой? Нельзя-с. Навынос книжки не отпускаем. Кушайте, то бишь читайте, здеся.

– Я заказывал шницель. Долго я буду ждать?!

– Чичас. Замучился. За «Эрфуртской программой» в погреб побежали.

– Наше вам!

– Урра! С утра здеся. Читаем за ваше здоровье!

– То-то я и смотрю, что вы лыка не вяжете. Чем это так надрались?

– Критиком Белинским.

– За критика!

– Здоровье нашего председателя уголка! Позвольте нам два экземпляра мартовского.

– Нет! Эй! Ветчинки сюда. А моему мальцу что-нибудь комсомольское для развития.

– Историю движения могу предложить.

– Ну, давай движение. Пущай ребенок читает.

– Я из писателей более всего Трехгорного обожаю.

– Известный человек. На каждой стене, на бутылке опять же напечатан.

– Порхает наш Герасим Иванович, как орел.

– Благодетель! Каждого ублаготвори, каждому подай…

– Ангел!

– Герасим Иванович, от группы читателей шлем наше «ура».

– Некогда, братцы… Пе… то исть читайте на здоровье.

– Умрешь! Па… ха… ронють, как не жил на свети…

– Сгинешь… не восстанешь… к ви… к ви… селью друзей!

– Налей… налей!..

1924

Новый способ распространения книги

Книгоспилка (книжный союз) в Харькове продала на обертку 182 пуда 6 ф. книг, изданных Наркомземом для распространения на селе.

Кроме того, по 4 рубля за пуд продавали лавочники издания союза украинских писателей «Плуг».

Рабкор

В книжном складе не было ни одного покупателя, и приказчики уныло стояли за прилавками. Звякнул звоночек, и появился гражданин с рыжей бородой веером. Он сказал:

– Драсьте…

– Чем могу служить? – обрадованно спросил его приказчик.

– Нам бы гражданина Лермонтова сочинение, – сказал гражданин, легонько икнув.

– Полное собрание прикажете?

Гражданин подумал и ответил:

– Полное. Пудиков на пятнадцать-двадцать.

У приказчика встали волосы дыбом.

– Помилте, оно и все-то весит фунтов пять, не более!

– Нам известно, – ответил гражданин, – постоянно его покупаем. Заверните экземплярчиков пятьдесят. Пущай ваши мальчики вынесут, у меня тут ломовик дожидается.

Приказчик брызнул по деревянной лестнице вверх и с самой крайней полки доложил почтительно:

– К сожалению, всего пять экземпляров осталось.

– Экая жалость, – огорчился покупатель. – Ну, давайте хучь пять. Тогда, милый человек, соорудите мне еще «Всемирную историю».

– Сколько экземпляров? – радостно спросил приказчик.

– Да отвесь полсотенки…

– Экземплярчиков?

– Пудиков.