Самодержец пустыни

«Можно было, — вспоминал Волков, — видеть разжиревших собак, обгладывающих занесенную ими на улицы руку или ногу казненного». Наверняка такое в самом деле случалось — тела убитых часто расчленяли. Считалось, что это делается для удобства транспортировки, так удобнее было складывать трупы в мешки и вывозить за город, однако тут заметны не сознаваемые самими палачами, но существующие в глубинах коллективной памяти средневековые представления о том, что разрубленный на куски человек не способен восстать из мертвых даже в день Страшного суда.

Буддийский погребальный обычай превратился в шабаш, чересчур обильное пиршество четвероногих «санитаров Урги» предвещало их скорую гибель в «собачьей Варфоломеевской ночи», которую через три года устроят монгольские коммунисты, а то и другое вместе знаменовало собой конец старого мирного Их-Хурэ. Унгерн и те, кто победителями пришел ему на смену, сделали этот город иным, не похожим на прежний.

Коронация

1

Спустя несколько дней после ухода китайцев Богдо-гэген особым указом возвел офицеров Азиатской дивизии в ранг чиновников по старой цинской системе, в самом Китае давно упраздненной революционерами. В ней, как в петровской «Табели о рангах», каждый чиновничий разряд соответствовал определенному воинскому чину. Полковники, войсковые старшины, есаулы, капитаны, поручики и хорунжие превратились в туслахчи, дзакиракчи, меренов, дзаланов, дзанги и хундуев. На практике это означало, что дивизия формально переходит на положение «кадра» монгольской армии.

Тогда же последовало инициированное Унгерном обещание Богдо-гэгена выделить в будущем каждому ее бойцу по 40 десятин земли в 50-верстной полосе вдоль русской границы. Рассказавший об этом Князев увидел тут «выражение идеи барона о создании нового казачества взамен уничтоженного революцией», хотя затея напоминает и эдикты римского сената о наделении земельными участками вышедших на покой ветеранов-легионеров. Однако до воплощения этой идеи в жизнь дело не дошло.

Наконец, Богдо-гэген издал высочайший манифест о награждении Унгерна, Резухина, Джамболона и ряда их монгольских сподвижников[114]. В преамбуле указывалось, что благодаря молитвам автора этого манифеста и «благочестию народа» в Монголии «объявились знаменитые генералы-военачальники, воодушевленные стремлением оказать помощь желтой религии, которые, прибыв, уничтожили коварного врага», и т. д. За свои «высокие заслуги» Унгерн награждался потомственным высшим княжеским титулом цин-вана «в степени хана» с правом иметь зеленый паланкин, красно-желтую курму, желтые поводья на лошади и трехочковое павлинье перо на шапке. Кроме того, ему присваивалось почетное звание «Дающий развитие государству великий батор, генерал-военачальник» («джянджин»; от китайского «цзянь цзюнь»).

Резухину достался титул цин-вана с правом на «красновато-желтую» курму, коричневые поводья и трехочковое перо. Он был удостоен звания «Заслуженный (в другом переводе — „одобренный“) батор, генерал-военачальник». Джамболон стал цин-ваном с теми же знаками отличия, но с более скромным званием: «Искренне старательный („истинно усердный“) военачальник». Это свидетельствует о его активном участии в разработке плана операции по освобождению хутухты. Княжеский титул получил и Тубанов как непосредственный исполнитель.

История с награждением имела комический эпилог в виде письма, немного позже полученного Богдо-гэгеном от Семенова. За взятие Урги атаман произвел Унгерна в генерал-лейтенанты и, будучи неравнодушен к титулам и званиям, тоже захотел прибавить что-нибудь к своему без того длинному списку. «Ваше Святейшество, — без околичностей обращался он к хутухте, — мои войска под командой генерал-лейтенанта барона Унгерна освободили Вас от китайского пленения. Урга пала. Вы возведены в прежнее величие. Достойными наградами Вы отблагодарили мои войска, со своей стороны я отблагодарил их достойными наградами. Я же как начальник всех войск таковой награды не получил, а потому прошу Ваше Святейшество о награждении меня соответствующим званием и присылке на то грамоты». Богдо-гэген оставил это письмо без ответа, что означало высшую степень неодобрения.

Монгольский дэли Унгерн начал носить еще в Даурии, преобразив его в специфический мундир с погонами и портупеей, но теперь прежний «красно-вишневый» халат заменил желтым. Впервые он надел его в день коронационных торжеств. Поверх дэли на нем была шелковая княжеская курма (короткая безрукавка со стоячим воротом), на голове — соболья шапка, украшенная павлиньим пером и увенчанная красным коралловым шариком.