Самир 2. Изо льда в пламя

Лазарь вовремя нашёлся. Теперь можно устроить очную ставку. И узнать, наконец, у кого какая роль в этой игре. Но для начала нужно найти концы, куда подевался его сын и кто помог ему исчезнуть. Лазарев — одна из главных фигур в этой партии. Рано или поздно его мотивы станут понятны. Но больше всего Самира волновала именно Настя. Если отбросить всю ненависть, которая связала им ноги и забилась в глотку, лишив возможности нормально разговаривать и верить друг другу, то можно докопаться до правды.

Самир пока не знал, какой она окажется. Правда эта… Может, она, наконец, снимет с него этот груз. А может, раздавит неподъёмной тяжестью. В любом случае, он должен всё перепроверить, перевернуть вверх дном и, если понадобится, вырвать истину у кого-нибудь из глотки.

— Пока не спускайте с него глаз. Я скажу, когда он мне понадобится.

В коридоре послышался испуганный возглас секретаря, и до ушей Самира донёсся голос, владельца которого ему сейчас видеть хотелось меньше всего. Дверь кабинета резко распахнулась, являя взору разъярённого отца. Карам склонил голову и, уловив краем глаза кивок Самира, быстро удалился.

— Самир! Ах ты ж, щенок! — старик хрипло закашлялся, а когда выровнял дыхание, прищурился, пытаясь рассмотреть сына. Старший Сабуров недавно перенёс операцию — Самир слышал об этом. Но о здоровье отца как-то не справлялся. Они уже очень давно не в тех отношениях. — Так ты живой, гадёныш? Живой! Конечно же, живой… — облокотившись о стену, мотнул головой. — А я узнаю об этом из СМИ. Из СМИ, чтоб тебя нечистый побрал! — запал старика быстро угасает, и тот медленно приближается к столу. Самир поднимается, чтобы отодвинуть для него стул, и от отца не укрывается его хромота. — Ты был ранен. Где ты был вообще все эти месяцы? Что с тобой? Почему молчишь?

— А с тобой что, отец? Что за истерика вдруг? Ты был спокоен, когда узнал о моей гибели, так чего так разнервничался, когда узнал, что я жив? — дождался, пока старик присядет, сам обошёл стол и присел напротив. Робко заглянула секретарь, вопросительно посмотрела на Самира. — Два кофе принесите, — дал ей указание и закурил, двигая к себе пепельницу, уже полную окурков.

— Откуда ты знаешь, как я себя чувствовал всё это время? Ты отказался от своей семьи, а теперь упрекаешь меня в равнодушии? — подался вперёд, вглядываясь в лицо Самира. — Что с тобой, сынок? Посмотри на себя. В кого ты превратился? Кем стал? Ты ведь был моей гордостью, ты был…

— А что случилось потом? — отцом назвать его не мог. Пытался и не раз. Но так и не смог. — Что стало с тем, кого ты называл сыном? Расскажешь мне?

Старик закрыл глаза, покачал головой.

— Ты ошибаешься, сын. Я не вычёркивал тебя из своей жизни, как сделал это ты со своей семьёй.

— У меня никогда не было семьи, — так же подался навстречу, схлестнулись взглядами. — Моя семья — та, которую я назову женой и те, кто от меня родится. Не твой род. Мы с тобой чужие и по духу, и по крови. Поэтому не называй меня сыном.

— И кого же ты назовёшь своей женой? Ту шлюху, что выскочила замуж за твою прислугу, стоило тебе попасть в передрягу? Такую слабую женщину ты назовёшь своей семьёй? А своими детьми назовёшь тех, кого она родит от другого мужика? Я знаю, что девка жива. Ты решил устроить показательную казнь, чтобы через время жениться на другой. Только этой другой будет твоя якобы погибшая от случайного выстрела жена. В таком случае ты не потеряешь имя и авторитет, а она сохранит жизнь. Не смотри на меня так, Самир. Я же не идиот, два и два пока что в состоянии сложить. К тому же, я сам когда-то сделал это для тебя и твоей матери, забыл? Несмотря на её предательство, я принял тебя, дал свою фамилию и назвал сыном. Я дал тебе имя и жизнь, хоть и не был биологическим отцом. Так кого ты хочешь обмануть? Меня? — безрадостно усмехнулся, взглянул на тлеющую в руке Самира сигарету. — Давай поговорим, сын. Это единственное, чего я прошу.

***

Сердце в груди делает кульбит, когда в замке поворачивается ключ.

— Самир, — радуюсь, словно маленький ребёнок новогодним подаркам, хотя и понимаю, что пришёл он только ради дочери.

— Привет, — проговорил шёпотом, остановившись взглядом на спящей в моих руках Лизе. — Как дела? — так же тихо, осторожно прикрывая за собой дверь.

— Нормально, спасибо, — тут же осекаюсь. Он не у меня спросил… — Только ночью немного капризничала. Недавно уснула.

— Почему капризничала? Заболела? — видеть в глазах Самира тревогу мне непривычно. Сколько знаю его — ни жалости, ни сочувствия, ни страха. Иногда мне казалось, что его сердце никогда не сможет полюбить. Никого. Только и жила мечтами. Сейчас же он любит. Пусть не меня, но нашу дочь. Хотя бы так…

А ведь я едва не лишила их друг друга. Дочь — отца, а отца — дочери. Добровольно уехала с убийцей-психопатом и чуть не поплатилась за это самым дорогим, что есть в моей жизни.

— Нет, переела, видимо. У нас такое случается. Она любительница потрапезничать.

— Грудью кормишь или смесями?