Сальватор

Что касается остальных, они не были даже винтиками в административной машине г-на Жакаля. Они скорее наблюдали за ее работой, чем помогали работать. Овсюг был лицемер, Костыль - хвастун. Мотылек с его легкостью чешуекрылого был лишь бледной и плохой копией Карманьоля.

Нетрудно себе представить, что дальнейшая судьба этих персонажей не очень интересовала философа Жакаля.

Чего, в самом деле, стоили эти низшие существа рядом с неоспоримыми и даже неоспариваемыми преимуществами Жибасье?

Жибасье! Агент-феникс, гага avis [Редкая птица (латин )]! олицетворение шпика! - человек непредсказуемый, неутомимый, способный к перевоплощениям не хуже индийского божка!

Вот о чем размышлял начальник тайной полиции, выпроводив Костыля и Мотылька и ожидая Жибасье.

- Ну, надо так надо! - пробормотал он.

Позвонив секретарю, он опять сел в кресло и закрыл лицо руками.

Секретарь ввел Жибасье.

В этот день Жибасье выглядел франтом: шелковые чулки на ногах, белые перчатки украшали руки. На порозовевшей физиономии радостно сияли обыкновенно тусклые глаза.

Господин Жакаль поднял голову и поразился пышности его костюма и необычному выражению лица.

- У вас нынче свадьба или похороны? - спросил он.

- Свадьба, дорогой господин Жакаль! - отозвался Жибасье.

- Ваша собственная, может быть?

- Не совсем, дорогой господин Жакаль. Вы же знаете мою теорию брака. Впрочем, это почти так, - самодовольно прибавил он. - Невеста - моя старая подружка.

Господин Жакаль набил нос табаком, будто сдерживаясь от замечаний, с которыми собирался обратиться к Жибасье по поводу его женской теории.

- Имею ли я удовольствие знать мужа? - помолчав немного, спросил он.

- Вы его знаете, по крайней мере понаслышке, - отвечал каторжник. - Это мой тулонский приятель, с которым мы так ловко сбежали с каторги: ангел Габриэль.

- Помню, - покачал головой г-н Жакаль, - вы мне рассказывали эту историю на дне Говорящего колодца, где я имел честь вас исповедовать. Замечу, между прочим, что это мне стоило насморка, от которого я до сих пор еще не отделался.

Будто желая придать своим словам больше веса, г-н Жакаль закашлялся.

- Хороший кашель, - заметил Жибасье, - не сухой, - прибавил он в утешение. - Один из моих предков умер в сто семь лет, сбегая с шестого этажа вот с таким же точно кашлем.

- Кстати о побеге, - ухватился за его слова г-н Жакаль. - Вы никогда мне подробно не рассказывали о своем; я знаю в общих чертах, что вам с Габриэлем помог санитар, но чтобы его подкупить, необходимы деньги. Где вы их взяли? Ведь не от великой же усталости у вас завелись денежки?

Жибасье из розового превратился в пунцового.

- Вы краснеете, - с удивлением отметил г-н Жакаль.

- Простите, господин Жакаль, - сказал каторжник, - но это одно из самых неприятных воспоминаний моей жизни, а потому я не могу удержаться и краснею.

- Неприятное воспоминание о каторге? - спросил г-н Жакаль.

- Нет, - отвечал Жибасье, нахмурившись. - Я вспомнил о своем побеге и таинственной даме, которая мне помогла.

- Фу! - произнес г-н Жакаль, бросив на Жибасье презрительный взгляд. Это может навсегда отбить охоту к любовным историям.

- Именно эта таинственная дама, - продолжал каторжник, словно не замечая презрительного выражения своего патрона, - и вышла сегодня замуж за ангела Габриэля.

- А ведь вы меня уверяли, Жибасье, - строго проговорил начальник полиции, - что этот каторжник за границей.

- Это верно, - с некоторой грустью отвечал Жибасье. - Он ездил просить согласия своих родных, а также получил бумаги.

- Вас, кажется, арестовали вместе?

- Да, дорогой господин Жакаль.

- Как фальшивомонетчиков?

- Будьте снисходительны, благородный патрон. Деньги подделывал ангел Габриэль, я же невежествен по части металлургии.

- Будьте и вы снисходительны, дорогой господин Жибасье:

я путаю поддельные деньги с подделанной подписью.

- Это совсем разные вещи, - серьезно заметил Жибасье.

- Если память мне не изменяет, однажды пришло от его превосходительства министра юстиции личное дело, адресованное господину начальнику Тулонской каторги. В этом деле имелись все документы за всеми официальными подписями, необходимые для освобождения одного каторжника. Эти документы исходили от вас, не так ли?

- Это было сделано для освобождения ангела Габриэля, дорогой господин Жакаль. Это один из самых филантропических поступков моей непутевой жизни, и я бы скромно промолчал, если бы вы не заставили меня в нем признаться.

- Ну что вы, это еще пустяки, - продолжал г-н Жакаль. - Я не вижу, за что вы угодили на каторгу в третий раз. Освежите-ка мне память.

- Понимаю, - сказал каторжник, - вы решили испытать мою совесть и ждете от меня полной исповеди.

- Совершенно верно, Жибасье, если, конечно, вы не видите в этом признании какого-нибудь серьезного препятствия...

- Отнюдь нет, - кивнул Жибасье. - У меня тем меньше оснований для сомнения, что вам довольно перечитать газеты того времени, и вы все будете знать.

- Начинайте.

- Было это в тысяча восемьсот двадцать втором или двадцать третьем, я уж теперь точно не помню.

- Это и не обязательно.