Сальватор

- Год выдался урожайный: никогда еще не было столько хлеба на полях, столько винограда в виноградниках.

- Позвольте вам заметить, Жибасье, что хлеб и виноград не имеют к делу ровно никакого отношения.

- Я только хотел сказать, дорогой господин Жакаль, что жара в тот год стояла страшная. Я три дня, как сбежал с Брестской каторги и прятался в скалах в одном из ущелий, опоясывающих бретанское побережье; я был без пищи и воды, подо мной несколько цыган в лохмотьях обсуждали мой побег и говорили о ста франках, обещанных за мою поимку. Вам известно, что каторга для этих кочующих таборов - щедрый кормилец. Они питаются дохлой рыбой, которую выбрасывает море, а также живут охотой на каторжников. Цыгане хорошо знают непроходимые леса, узкие тропки, глубокие ущелья, одинокие лачуги, где сбежавший каторжник будет искать приюта. С первым же пушечным выстрелом, возвещающим о побеге, цыгане словно вылезают из-под земли с палками, веревками, камнями, ножами и пускаются в погоню со злорадством и жадностью, свойственными всей их породе.

И вот я скитался уже третий день, как вдруг вечером прогремел пушечный выстрел, сообщивший о втором побеге. И сейчас же вслед за выстрелом суматоха в цыганском таборе. Каждый вооружается чем попало и пускается в погоню за моим несчастным товарищем, а я остаюсь висеть на скале, как античный Прометей, которому не дают покоя два стервятника - голод и жажда.

- Ваш рассказ захватывающе интересен, Жибасье, - заметил г-н Жакаль с непоколебимым хладнокровием, - продолжайте.

- Голод, - продолжал Жибасье, - похож на Гузмана [Очевидно, автор имеет в виду героя плутовского романа Матео Алемана.]: он не знает препятствий. В два прыжка я очутился на земле, в три скачка - в долине. В нескольких шагах я заметил хижину, в слуховом окошке теплился огонек. Я собирался постучать и спросить воды, хлеба, как вдруг подумал, что там живет какойнибудь цыган или же крестьянин, который непременно меня выдаст. Я колебался, но скоро решение было принято. Я постучал в дверь хижины рукояткой ножа, решившись в случае угрозы дорого продать свою жизнь.

"Кто там?" - спросил надтреснутый старушечий голос; судя по акценту, это была цыганка.

"Бедный путник, который просит лишь стакан воды да кусок хлеба", отвечал я.

"Ступайте своей дорогой", - выкрикнула старуха и захлопнула окошко.

"Добрая женщина, сжальтесь: хлеба и воды!" - взмолился я.

Старуха молчала.

"Ну, сама виновата!" - сказал я и мощным ударом вышиб дверь.

Заслышав шум, наверху лестницы появилась старая цыганка с лампой в руке. Она подставила правую руку к лампе, вглядываясь в мое лицо, но так ничего и не увидела и дрогнувшим голосом спросила: "Кто там?"

"Бедный путник", - отозвался я.

"Погоди, - спускаясь по лестнице с проворством, удивительным для ее лет, сказала она. - Вот погоди, я тебе покажу путника!"

Видя, что я смогу без труда справиться со старухой, я бросился к хлебному ларю и, увидев кусок черного хлеба, схватил его и с жадностью стал есть.

В это мгновение цыганка ступила на землю.

Она пошла прямо на меня и, толкнув плечом, попыталась выставить за дверь.

"Умоляю вас, дайте мне напиться", - сказал я, заметив в глубине комнаты глиняный кувшин.

Но она в ужасе отпрянула и издала душераздирающий крик, похожий на крик совы, когда разглядела мой костюм.

На ее крик появилось еще одно лицо: сверху на лестнице показалась высокая хрупкая девушка лет шестнадцати.

"Что такое, мама?" - встревожилась она.

"Каторжник!" - взвыла старуха, тыча в меня пальцем.

Девушка спрыгнула вниз и бросилась на меня, как кошка, прежде чем я успел сообразить, что происходит. С силой, которую невозможно было в ней предположить, она обхватила меня сзади за шею и опрокинула на пол с криком: "Мама!"

Мать накинулась, словно шакал, и, уперевшись мне коленом в грудь, крикнула во всю мочь: "На помощь! На помощь!"

"Пустите меня!" - прохрипел я, пытаясь вырваться из рук этих фурий.

"На помощь! На помощь!" - орали мать и дочь.

"Замолчите и выпустите меня!" - зычным голосом повторил я.

"Каторжник! Каторжник!" - пуще прежнего надрывались они.

"Замолчите вы или нет?!" - вскричал я, схватив старуху за горло и опрокинув ее на спину: теперь сверху оказался я.

Девушка прыгнула на меня, запрокинула мою голову (похоже, это был ее излюбленный прием) и схватилась зубами за мое ухо.

Я увидел, что пора кончать с этими взбесившимися демонами. С минуты на минуту могли явиться их отцы, братья или мужья. Я крепко обхватил руками старухину шею и, судя по предсмертному хрипу, понял, что больше она не закричит Тем временем девушка продолжала касаться.

"Пустите, или я вас убью!" - пригрозил я.

Но то ли она не поняла мое наречие, то ли не хотела понимать, она с такой кровожадностью впилась в мое ухо, что мне пришлось выхватить нож. Я с силой вонзил лезвие по самую рукоятку в ее левую грудь.

Она упала.

Я с жадностью набросился на кувшин с водой и стал пить.