Сальватор

Разницу между ними подчеркивало то, что Костыль был меланхоличен, как Овсюг, а Мотылек - так же жизнерадостен, как Карманьоль.

Поспешим сказать, что Костыль был эльзасец, а Мотылек - родом из Жиронды.

Первый поклонился г-ну Жакалю, согнувшись пополам, второй, скорее, проделал акробатический трюк.

Господин Жакаль едва заметно улыбнулся, взглянув на этот дуб и этот кустик.

- Костыль, - заговорил он, - и вы, Мотылек, отвечайте:

что вы делали в памятную ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября прошлого года?

- Я, - отвечал Костыль, - перетащил с улицы Сен-Дени столько повозок, камней, балок, что меня даже похвалили.

- Хорошо, - промолвил г-н Жакаль. - А вы, Мотылек?

- Я, - с вызовом сказал Мотылек, - перебил, как вы и приказали, ваше превосходительство, почти все окна на этой улице - Дальше, Костыль? продолжал г-н Жакаль.

- Дальше я с помощью нескольких верных друзей построил все баррикады в квартале Рынка.

- А вы, Мотылек?

- Я, - отвечал тот, к кому он обращался, - хлопал перед носом у проходивших мимо буржуа петардами, которыми меня снабдили вы, ваше превосходительство.

- И все? - удивился г-н Жакаль.

- Я крикнул: "Долой кабинет министров!" - сказал Костыль.

- А я: "Долой иезуитов!" - прибавил Мотылек.

- Что же потом?

- Мы преспокойно ушли, - сказал Костыль и посмотрел на своего друга.

- Как мирные буржуа, - подтвердил Мотылек.

- Итак, - подхватил г-н Жакаль, обращаясь к обоим разом, - вы не помните, что совершили нечто выходящее за рамки полученного от меня приказа?

- Абсолютно ничего, - возразил великан.

- Ничего абсолютно, - повторил карлик, - посмотрев, в свою очередь, на товарища.

- Ладно, я освежу вашу память, - проговорил г-н Жакаль и придвинул к себе толстую папку.

Он вынул из нее двойной листок бумаги и положил его перед собой на стол, торопливо пробежав глазами.

- Из этого доклада, вложенного в ваше личное дело, следует, что вы, во-первых, в ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября под видом того, что помогаете женщине, которой стало плохо, обчистили лавочку ювелира с улицы Сен-Дени.

- Ох! - ужаснулся Костыль.

- Ох! - возмутился Мотылек.

- Во-вторых, - продолжал г-н Жакаль, - в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября вы оба при помощи отмычек, а также Барбетты, сожительницы господина Овсюга, вашего собрата, проникли к меняле с той же улицы и украли сардинских луидоров, баварских флоринов, прусских талеров, как и английских гиней, испанских дублонов и французских банковских билетов на сумму в шестьдесят три тысячи семьсот один франк и десять сантимов, не учитывая курса.

- Это оговор, - заметил Костыль.

- Наглая ложь! - прибавил Мотылек.

- В-третьих, - продолжал г-н Жакаль, словно не замечая возмущения пленников, - в ночь с двадцать первого на двадцать второе ноября вы вместе со своим другом Жибасье совершили вооруженное нападение между Немуром и Шато-Ландоном на почтовую карету, в которой ехали один англичанин и его леди.

Приставив пистолет к горлу форейтора и вестового, вы ограбили карету, а в ней было двадцать семь тысяч франков! И уж только так, для памяти, скажу о цепочке и часах англичанина, а также о кольцах и безделушках англичанки.

- Это беззаконие! - вскричал эльзасец.

- Как есть беззаконие! - поддержал уроженец Бордо.

- Наконец, в-четвертых, - уверенно продолжал г-н Жакаль, - чтобы больше не останавливаться на разнообразных ваших проказах с той ночи вплоть до тридцать первого декабря, вы, верно, для того, чтобы на славу отпраздновать начало года первого января тысяча восемьсот двадцать восьмого года погасили все фонари в коммуне Монмартра и обчистили, пользуясь темнотой, всех подгулявших прохожих, забрав у кого кошелек, у кого часы. Число жалоб достигло тридцати девяти.

- О! - вздохнул великан.

- О! - простонал карлик.

- По этим соображениям, - продолжал г-н Жакаль официальным тоном, учитывая, что, несмотря на ваши возражения, опровержения, возмущения и другие кривляния, для меня ясно, что вы грубо пренебрегли доверием, которое я вам оказал, и вели себя не как серьезные и честные полицейские, а как обыкновенные воры, вам предлагается срочно пройти в соседний кабинет, где знакомый вам человек по имени Голубок арестует вас и проводит в надежное место, где вы будете дожидаться, пока я не придумаю, как положить конец вашей распущенности.

Господин Жакаль выговорил все это с хладнокровнейшим видом и позвонил Голубку; тот появился в третий раз и огорчился при виде опечаленных Костыля и Мотылька.

Но как солдат, свято исполняющий приказ, он сейчас же подавил вздох и, повинуясь властному жесту г-на Жакаля, взял великана под одну руку, карлика - под другую и потащил к Карманьолю и Овсюгу.

Произошла небольшая заминка.

Арест четырех полицейских не взволновал и не заинтересовал г-на Жакаля. Конечно, сообразительный Карманьоль был ему симпатичен и его потеря стоила сожаления. Но он досконально знал марсельца: ему было известно, что так или иначе (провансец был из тех каторжников, что доживают до восьмидесяти лет), рано или поздно, но он выпутается.