Сальватор

— Ну, господа, занимайте свои места, и пусть каждый выскажет по данному поводу свои соображения, — предложил, садясь, король.

Министры сели, и обсуждение началось.

XX ГОСПОДИН ДЕ ВАЛЬСИНЬИ

Пока обсуждение (подробности и результаты его мы узнаем позднее) разворачивалось вокруг стола, покрытого зеленым сукном, за котором столько раз решались судьбы Европы; пока г-н де Маранд, рядовой вольтижёр 2-го легиона, возвращается к себе, за весь день не проронив ни слова одобрения или осуждения, по которому можно было бы судить о его политических пристрастиях, потом стягивает с себя мундир с торопливостью, свидетельствующей о его неприязни ко всему военному, и, как если бы его заботил лишь большой бал, что он собирается дать в этот вечер, сам руководит всеми приготовлениями к вечеру, — наши молодые герои, не видевшие Сальватора с тех пор, как он дал им последние указания перед смотром, поспешили, как и г-н де Маранд, сбросить форму; они собрались у Жюстена, как у общего источника, чтобы узнать, как им лучше себя держать в непредсказуемых грядущих обстоятельствах.

Жюстен и сам ждал Сальватора.

Молодой человек пришел к девяти часам; он тоже успел переодеться и снова превратился в комиссионера. Судя по испарине, выступившей у него на лбу, а также по высоко вздымавшейся груди, после возвращения со смотра он не терял времени даром.

— Ну что? — хором спросили четверо молодых людей, едва завидев Сальватора.

— Министры заседают, — отвечал тот.

— По какому поводу?

— Обсуждают, как наказать славную национальную гвардию, которая плохо вела себя.

— А когда станут известны результаты заседания?

— Как только будет какой-нибудь результат.

— Так вы можете пройти в Тюильри?

— Я могу пройти повсюду.

— Дьявольщина! — вскричал Жан Робер. — Как жаль, что я не могу ждать: мне надо быть на балу.

— И мне тоже, — сказал Петрус.

— У госпожи де Маранд? — спросил Сальватор.

— Да! — с удивлением отвечали оба приятеля. — Как вы узнали?

— Я знаю все.

— Однако завтра на рассвете вы сообщите нам новости, не правда ли?

— Зачем же? Вы все узнаете сегодня вечером.

— Мы же с Петрусом уходим к госпоже де Маранд…

— Вот у нее вы обо всем и услышите.

— Кто же нам передаст…

— Я.

— Как?! Вы будете у госпожи де Маранд?

Сальватор лукаво улыбнулся.

— Не у госпожи, а у господина де Маранда.

С той же особенной улыбкой на устах он продолжал:

— Это мой банкир.

— Ах, черт побери! — огорчился Людовик. — Я в отчаянии: и зачем только я отказался от твоего приглашения, Жан Робер!

— А теперь уже поздно! — воскликнул тот и вытащил часы. — Половина десятого! Невозможно…

— Вы хотите пойти на бал к госпоже де Маранд? — спросил Сальватор.

— Да, — кивнул Людовик. — Я бы не хотел в эту ночь расставаться со своими друзьями… Разве не должно что-то произойти с минуты на минуту?

— По-видимому, ничего не произойдет, — возразил Сальватор. — Но это не причина, чтобы вам расставаться с друзьями.

— Ничего не поделаешь, ведь у меня нет приглашения.

Лицо Сальватора осветила свойственная ему загадочная улыбка.

— Попросите нашего поэта представить вас, — посоветовал он.

— О, я не настолько вхож в дом… — запротестовал Жан Робер и едва заметно покраснел.

— В таком случае, — продолжал Сальватор, обратившись к Людовику, — попросите господина Жана Робера вписать ваше имя вот на этой карточке.

И он вынул из кармана отпечатанное приглашение, гласившее:

«Господин и госпожа де Маранд имеют честь пригласить господина… на вечер с танцами, который они дают в своем особняке на улице Артуа в воскресенье 29 апреля.

Париж, 20 апреля 1827 года».

Жан Робер взглянул на Сальватора в удивлении, граничившем с изумлением.

— Вы боитесь, что узнают ваш почерк? — продолжал Сальватор. — Подайте-ка мне перо, Жюстен.

Жюстен протянул Сальватору перо. Тот вписал имя Людовика в приглашение, придав своему изящному аристократическому почерку более заурядный характер. Затем он протянул карточку молодому доктору.

— Но вы сказали, дорогой Сальватор, что сами вы идете не к госпоже, а к господину де Маранду? — спросил Жан Робер.

— Совершенно верно.

— Как же мы встретимся?

— Действительно, ведь вы-то идете к госпоже! — продолжая все так же улыбаться, сказал Сальватор.

— Я иду на бал, который дает мой друг, и не думаю, что на этом балу будут говорить о политике.

— Верно… Однако в половине двенадцатого, как только закончится выступление нашей бедняжки Кармелиты, начнется бал. А ровно в полночь в конце галереи, занятой под оранжерею, отворится дверь в кабинет господина де Маранда. Туда пропустят всех, кто скажет два слова: «Хартия и Шартр». Их нетрудно запомнить, не так ли?

— Нет.

— Вот мы обо всем и договорились. А теперь, если хотите успеть переодеться, чтобы в половине одиннадцатого быть в голубом будуаре, время терять нельзя!

— У меня в экипаже есть одно место, — предложил Петрус.

— Возьми Людовика! Вы соседи, а я дойду к себе пешком, — сказал Жан Робер.

— Хорошо!