Сальватор

— Не знаю точно, насколько сильно французы любят музыку божественного Россини. А вот в наших колониях она производит настоящий фурор: в ней страсть, в ней неистовство, доходящие до фанатизма! У меня был друг, любитель немецкой музыки, который был убит на дуэли за то, что заявил: «Моцарт выше Россини, а “Свадьба Фигаро” лучше “Севильского цирюльника”». По мне, признаться, Россини — величайший композитор, с которым Моцарт не идет ни в какое сравнение… Таково мое мнение, и, если надо, я готов отстаивать его до конца дней.

— Я полагаю, ваш друг Коломбан был другого мнения, сударь, — вымолвил Петрус, холодно поклонившись креолу.

— Ах, черт побери! — вскричал Камилл. — Раз уж все здесь сговорились напоминать мне о Коломбане и вы вместе со всеми, сударь, так скажите, по крайней мере, не потому ли он отравился, что Россини одержал верх над Моцартом?

— Нет, сударь, — подчеркнуто вежливо проговорил Петрус. — Он отравился потому, что любил Кармелиту и предпочел скорее умереть, нежели предать друга.

Камилл вскрикнул и схватился за голову, словно ослепленный догадкой.

Тем временем Петрус вслед за Людовиком и Жаном Робером перешел из будуара в гостиную.

В ту минуту как Камилл, немного оправившись от потрясения, отнял руки от лица и открыл глаза, он увидал перед собой — впервые с тех пор, как он очутился в доме г-на де Маранда — красивого молодого человека надменного вида, который, казалось, готов был подойти к Камиллу, когда тот так нуждался в чьем-нибудь обществе.

— Сударь! — заговорил молодой человек. — Я слышал, вы только что прибыли из колоний и впервые были представлены сегодня вечером господину и госпоже де Маранд. Если вам угодно, я почту за честь стать вашим крестным отцом в гостиных нашего общего банкира, а также провожатым по увеселительным заведениям столицы.

Сей предупредительный чичероне был не кто иной, как граф Лоредан де Вальженез; с первой же минуты его привлекла прелестная креолка, которую привез во Францию Камилл де Розан, и теперь он на всякий случай пытался завязать дружбу с мужем, чтобы, если представится возможность, еще лучше узнать и жену.

Камилл вздохнул свободнее, встретив, наконец, человека, с которым он обменялся десятком слов и не услышал при этом имени Коломбана.

Само собой разумеется, что он с радостью принял приглашение г-на де Вальженеза.

Молодые люди перешли в танцевальную залу. Оркестр только что исполнил прелюдию вальса. Они появились на пороге в ту самую минуту, как танец начался.

Первой, кого они встретили в зале (и можно было подумать, что ее брат назначил ей свидание: она словно поджидала его появления!), оказалась мадемуазель Сюзанна де Вальженез.

— Сударь! — произнес Лоредан. — Позвольте представить вас моей сестре, мадемуазель Сюзанне де Вальженез.

Не ожидая ответа, который, впрочем, можно было прочесть в глазах Камилла, граф продолжал:

— Дорогая Сюзанна! Представляю вам нового друга, господина Камилла де Розана, американского дворянина.

— О! Да вашего нового друга, дорогой Лоредан, я давно знаю! — воскликнула Сюзанна.

— Неужели?!

— Как?! — с горделивой радостью воскликнул Камилл. — Неужели я имел честь быть вам знакомым, мадемуазель?

— И даже очень, сударь! — отозвалась Сюзанна. — В Версале, в пансионе, где я училась совсем недавно, я была дружна с двумя вашими соотечественницами.

В это время Регина и г-жа де Маранд, доверив очнувшуюся Кармелиту заботам камеристки, вошли в бальную залу.

Лоредан подал сестре едва уловимый знак, а та в ответ чуть заметно улыбнулась.

И пока Лоредан, в третий раз за этот вечер, пытался возобновить все время прерываемый разговор с г-жой де Маранд, Камилл и мадемуазель де Вальженез, чтобы лучше узнать друг друга, устремились в головокружительном водовороте вальса и затерялись в море газа, атласа и цветов.

XVIII КАК БЫЛО ПОКОНЧЕНО С «ЗАКОНОМ ЛЮБВИ»

Отступим на несколько шагов назад: ведь мы замечаем, что, торопясь проникнуть к г-же де Маранд, мы бесцеремонно перешагнули через события и дни, которым положено занять свое место в этом рассказе, как они заняли его и в жизни.

Читатели помнят, какой скандал разразился во время похорон герцога де Ларошфуко.

Поскольку кое-кто из главных персонажей нашей истории играл там свою роль, мы постарались описать во всех подробностях страшную сцену, в которой полиция добилась своего: арестовала г-на Сарранти, а заодно прощупала, насколько серьезное сопротивление способно оказать население в ответ на невероятные оскорбления, нанесенные покойному, которого толпа любила и почитала при его жизни.

Говоря официальным языком, сила осталась на стороне закона.

«Еще одна такая победа, — сказал Пирр, который, как известно, был не конституционным монархом, а мудрым тираном, — и я погиб!» Это же следовало бы повторить Карлу X после печальной победы, которую он только что одержал на ступенях церкви Успения.