Сальватор

— Кто такой Жюстен? — заинтересовался генерал рассказом Сальватора.

— Жюстен — это мой друг, жених похищенной девушки.

— Как граф мог добиться приказа об аресте?

— Жюстену вменили в вину его же доброе дело, генерал. Его обвинили в том, что он похитил девочку. Заботу, которой он окружал ее все девять лет, назвали заточением, а готовившуюся свадьбу — насилием. Возникло подозрение, что девушка из богатой семьи, а Уголовный кодекс предусматривает наказание: ссылка от трех до пяти лет на галеры, смотря по обстоятельствам, для мужчины, уличенного в сокрытии несовершеннолетней. Как вы понимаете, генерал, обстоятельства были бы представлены самыми что ни на есть отягчающими, и мой друг оказался бы под угрозой быть осужденным на пять лет галер за преступление, которого не совершал.

— Невероятно! Невероятно! — воскликнул генерал.

— А разве господина Сарранти не приговорили к смертной казни как вора и убийцу? — холодно возразил Сальватор.

Генерал понурился.

— Скверные времена, — пробормотал он. — Гнусные времена!

— Пришлось набраться терпения… И я не решаюсь продолжать расследование по делу господина Сарранти потому, что, если я призову правосудие в замок и парк Вири, Вальженез решит, что кто-то хочет у него отнять его жертву, и будет слепо мстить Жюстену.

— А можно как-нибудь проникнуть в этот парк?

— Конечно, раз это сделал я.

— Вы хотите сказать, что, если туда пробрались вы, это под силу кому-то еще?

— Жюстен навещает там иногда свою невесту.

— И их отношения остаются чисты?

— Они оба верят в Бога и не способны даже на дурную мысль.

— Допустим, что так. Почему же Жюстен не похитит девушку?

— И куда он ее увезет?

— За пределы Франции.

Сальватор улыбнулся.

— Вы думаете, Жюстен так же богат, как господин де Вальженез, а Жюстен — бедный школьный учитель, он зарабатывает едва ли пять франков в день и на эти деньги содержит мать и сестру.

— Неужели у него нет друзей?

— У него есть два друга, готовые отдать за него жизнь.

— Кто же они?

— Господин Мюллер и я.

— И что?

— Старик Мюллер — учитель музыки, я — простой комиссионер.

— Разве как глава венты вы не располагаете значительными суммами?

— У меня в распоряжении более миллиона.

— Так что же?

— Это не мои деньги, генерал, и, даже если на моих глазах будет умирать от голода любимое существо, я не истрачу из этого миллиона ни одного денье.

Генерал протянул Сальватору руку.

— Это так! — сказал он, а потом прибавил: — Предлагаю сто тысяч франков в распоряжение вашего друга; этого довольно?

— Это вдвое больше, чем нужно, генерал, но…

— Но что?

— Меня смущает вот что: когда-нибудь родители девушки объявятся.

— И?..

— Если они знатны, богаты, могущественны, не упрекнут ли они Жюстена?

— Человека, подобравшего их дочь, после того как они ее бросили? Воспитавшего ее как родную сестру? Спасшего ее от бесчестья?.. Полноте!

— Значит, если бы вы были отцом, генерал, и в ваше отсутствие вашей дочери угрожали опасности, которые сейчас переживает невеста Жюстена, вы простили бы человека, который, будучи вам далеко не ровней, разделил судьбу вашей дочери?

— Я не только бы обнял бы его как супруга своей дочери, но и благословил бы его как ее спасителя.

— В таком случае все прекрасно, генерал. Если у меня и оставалось сомнение, вы его совершенно рассеяли… Через неделю Жюстен и его невеста уедут из Франции и мы сможем без помех осмотреть замок и парк Вири.

Господин Лебастар де Премон сделал несколько шагов по направлению к опушке, чтобы встать поближе к свету.

Сальватор последовал за ним.

Выйдя на такое место, которое показалось ему подходящим, генерал вынул из кармана небольшую записную книжку, написал карандашом несколько слов, вырвал листок и протянул его Сальватору со словами:

— Возьмите, сударь.

— Что это? — поинтересовался тот.

— То, что я вам и обещал: чек на сто тысяч франков в банке господина де Маранда.

— Я же вам сказал, что пятидесяти тысяч хватило бы с избытком, генерал.

— Об остальной сумме вы дадите мне отчет, сударь. В таком важном деле, как наше с вами, нельзя допустить, чтобы нас остановила какая-нибудь безделица.

Сальватор поклонился.

Генерал с минуту вглядывался в него, потом протянул руку.

— Вашу руку, сударь!

Сальватор схватил руку графа де Премона и крепко ее пожал.

— Я знаком с вами всего час, господин Сальватор, — в волнении произнес генерал, — и не знаю, кто вы такой. Но я многое повидал на своем веку, изучил лица всех типов, всех цветов кожи и полагаю, что разбираюсь в людях. Смею вас уверить, господин Сальватор, что вы представляетесь мне самым приятным человеком из всех, кого я когда-либо встречал.

Кажется, мы уже говорили, что красивый и честный молодой человек неизменно производил сильное впечатление на окружающих. Он с первого взгляда располагал к себе людей и умел покорить их; от него исходило непобедимое обаяние, и если бы совесть вздумала предстать в человеческом воплощении, она не могла бы избрать более привлекательный и выразительный облик.