Сальватор

Но это явилось поводом, или скорее сигналом к тому, чтобы вломиться в дома, где жили люди, у которых, к несчастью, погасли фонарики.

И фонарики снова загорелись, к огромной радости толпы на улице.

В этот самый момент на улице Сен-Дени показались телеги, которые направлялись на рынок Инвалидов или же возвращались с него.

Кучеры этих повозок очень удивились, увидев, что эта столь тихая в обычное время в этот час улица была запружена толпой, которая кричала, пела, ругалась и бросала в стороны тысячи петард.

Лошади еще больше своих погонщиков удивились этому. И не потому, что им не понравились крики толпы, хотя вообще-то лошади не любят криков. Этих четвероногих остановили, привели в смущение и раздражение запах, грохот и вспышки иллюминации.

Лошади торговцев овощами никоим образом не похожи на военных лошадей. И посему эти лошади остановились и начали испускать продолжительное ржание, которое, смешавшись с криками толпы, добавило в этот концерт самые высокие и неприятные ноты.

Погонщики принялись нахлестывать лошадей, но те, вместо того, чтобы идти вперед, стали пятиться.

– Они пойдут вперед! – стали кричать одни.

– Нет, не пойдут! – кричали другие.

– А вот я говорю вам, что они пойдут, – сказал какой-то мальчишка и сунул под нос головной лошади петарду.

Лошадь дернулась, заржала и попятилась.

– Вы загородили улицу! – басом крикнул Жибасье.

– Вы мешаете народу проявлять свою радость! – эхом отозвался Карманьоль.

– Во имя Господа нашего, – застонал «Длинный Овес», ставший набожным из-за своей связи с дамой, которая сдавала внаем стулья в церкви Сен-Сюльпис, – не мешайте Провидению вершить его деяние.

– Тысяча чертей! – крикнул погонщик, к которому были обращены эти слова. – Вы что, не видите, что я не могу проехать! Лошадь отказывается слушаться!

– В таком случае подайте назад, брат мой, – набожно произнес «Длинный Овес».

– Да черт вас возьми! Я не могу ехать ни вперед, ни назад! – заорал погонщик. – Сами видите, впереди и позади туча людей!

– В таком случае слезайте и распрягайте лошадь, – произнес Карманьоль.

– Еще чего! – завопил погонщик. – Если я распрягу ее, то повозка тем более не сможет двигаться ни взад, ни вперед!

– Хватит болтать! – сказал Жибасье страшным голосом.

И, подав знак полдюжине людей, которые, казалось, только этого и ждали, он кинулся на строптивого погонщика и легко сбросил его на землю. А в это время его приятели распрягли лошадь с быстротой, которая говорила о том, что это занятие им очень знакомо.

Толпа последовала их примеру.

Ведь примеры для того и даются, чтобы им следовать, не так ли?

Вот и этому примеру последовали: погонщиков сбросили на землю, лошадей распрягли и отпустили.

Десять минут спустя баррикада была готова.

Она была первой с того самого дня 12 мая 1588 года.

И нам известно, что она не была последней.

Глава CXXII В которой бунт следует своим чередом

Когда улица была перекрыта, все, что двигалось за повозками, остановилось.

Из этого нагромождения бочек водовозов и ломовых дрог, подобно костлявым рукам, торчали оглобли повозок для овощей, лишенных уже своей ноши.

Мальчишки, игравшие в прятки на развалинах здания на улице Гренета, услышав о том, что на улицах возводятся баррикады, решили внести свою лепту и притащили туда то, что смогли, дополнив тем самым новые камни в ее архитектуру.

Каждый из них приволок все, что нашел и смог унести в зависимости от роста и силенок: кто-то притащил косяк двери, кто-то доски строительных лесов. Самые маленькие принесли новые камни для мостовой, которые предназначались для ремонта улицы. Короче говоря, несли все, что в подобных случаях пускается в ход для того, чтобы соорудить то, что мы сегодня называем баррикадами.

Толпа, находившаяся на улице Сен-Дени, увидев, как на глазах растет это сооружение, радостно закричала. Можно было подумать, что это нагромождение досок и камней было храмом свободы.

Было примерно десять вечера. За час повсюду выросли баррикады. Толпа приветствовала их появление криками восторга. Различные петарды и ракеты взрывались под ногами прохожих, влетали в разбитые окна домов, жителей которых обвиняли в умеренности или подозревали в недостатке сочувствия этому проявлению патриотизма.

Волнения длились уже три или четыре часа. Беспорядки достигли своего апогея, но ни один полицейский или жандарм на горизонте до сих пор так и не появился.

Мы уже привели вам слова одной пословицы. Не боясь злоупотребить народной мудростью, скажем еще, что, когда кошка спит, мыши пляшут.

Именно это и делала толпа.

Люди встали в кружки и принялись отплясывать под аккомпанемент более или менее запрещенных песен времен Великой революции.