Из состояния оцепенения их вывело пушечное ядро, поднявшее столб воды в сотне метров от борта шлюпа.
– Э, да что же они делают! – вскричали удивленные французы. – Они ведь стреляют в нас!
– Да нет, черт возьми! – сказал Эрбель. – Они палят в эту синюю тряпку.
И он быстро спустил британский вымпел. Но было уже слишком поздно. «Прекрасную Софию» обнаружили. В ней и без вымпела признали английское судно.
У моряков, как и у простых людей, есть поговорка: поставьте самую очаровательную англичанку, пусть она даже выросла во Франции, в ряд с несколькими француженками, и вы легко отличите ее по походке.
А посему в шлюпе опознали английское судно не только по вымпелу, но и по внешнему виду. Поэтому едва только Эрбель спустил вымпел, в воду упало второе ядро. Да так близко от «Прекрасной Софии», что забрызгало стоявших на палубе.
– Вот дела! – сказал Парижанин. – Они, выходит, не признают в нас своих?
– Что же делать? – спросили остальные.
– Будем плыть вперед, – ответил Эрбель. – На борту шлюпа, вероятно, нет французского флага. И такая же встреча ожидает нас в каждом порту.
– Ладно! – сказал Парижанин. – Сейчас отыщем какую-нибудь белую салфетку, простыню или рубашку.
– Давай, – сказал Эрбель. – А пока нас засекли, не так ли? Нас принял и за англичан… Смотрите, к нам направляется корвет. Через десяток минут он начнет за нами охоту. Если мы попытаемся скрыться, он догонит нас и через час потопит. Как мы тогда сможем доказать, что мы французы? Вперед, дети мои! Да здравствует Франция!
Раздалось дружное «Да здравствует Франция!», и шлюп продолжал плыть курсом на Бомон.
Огонь на какое-то мгновение прекратился. Казалось, будто артиллеристы решили, что у этого одиночного шлюпа очень мало шансов произвести высадку десанта на французском побережье.
Но спустя несколько минут новым, гораздо более прицельным выстрелом была сбита рея и повреждена обшивка «Прекрасной Софии».
– Все, – сказал Эрбель, – нельзя терять ни минуты. Поднимите на гафель какую-нибудь белую тряпку и дайте знак, что мы хотим начать переговоры.
Приказание Эрбеля было исполнено.
Но то ли эту белую тряпку не увидели, то ли потому, что не поверили в то, что шлюп намерен вести переговоры, огонь по шлюпу продолжался.
А Пьер Эрбель тем временем стал раздеваться.
– Какого черта ты снимаешь одежду? – спросил Парижанин. – Хочешь показать им голый зад? Это никак не похоже на вымпел.
– Нет, – ответил Эрбель. – Я хочу сказать им, кто мы такие.
И он, прыгнув с борта головой вниз, исчез в воде. Вынырнул он метрах в двадцати от шлюпа.
И поплыл прямо в порт.
На шлюпе спустили паруса в знак того, что он не имел ни малейшего намерения уплывать прочь.
При виде человека, спрыгнувшего в море с борта судна, которое само подставляло себя под ядра, огонь прекратился. Вскоре навстречу пловцу направилась шлюпка.
Боцман на шлюпке был уроженец Сен-Мало.
По чистой случайности, которая в этой обстановке была просто удивительной, Пьер Эрбель первые свои уроки каботажного плавания брал именно у этого старого морского волка.
Продолжая плыть, он узнал боцмана и окликнул его.
Моряк поднял голову, приставив ладонь к глазам, и, бросив руль, побежал на нос.
– Разрази меня гром! – сказал он. – Уж не Пьер ли Эрбель плывет к нам?
– Фи, папаша Берто, – крикнул Эрбель, – разве такими английскими ругательствами встречают земляка, а тем более ученика? Здравствуйте, папаша Берто! Как здоровье вашей женушки? Как детишки?
И, ухватившись за борт лодки, прибавил:
– Да, клянусь Богоматерью Сен-Бриека, это я – Пьер Эрбель, – сказал он. – И прибыл я, поверьте, издалека!
Несмотря на то, что с него ручьями текла вода, он бросился в объятия боцмана.
Шлюп был совсем рядом с лодкой, и четверо приятелей Эрбеля смогли увидеть это сыновье объятие.
– Да здравствует Франция! – крикнули они в едином порыве.
Крик этот долетел до шлюпки.
– Да здравствует Франция! – крикнули в ответ моряки, которые видели сцену встречи.
– А, так, значит, ты не один, а с приятелями? – сказал папаша Берто.
– Это наши! Сами сейчас увидите!
Эрбель сделал друзьям знак подогнать шлюп.
Беглецы не стали заставлять просить себя дважды. В мгновение ока над суденышком взлетели паруса, и шлюп направился в порт. Но теперь уже его встречали не выстрелами, а криками: «Да здравствует король! Да здравствует Франция!»
Все население Бомона высыпало на мол.
Беглецы причалили.
Пьер Эрбель поцеловал землю, эту общую мать, как это делали раньше римляне.
Его товарищи стали обниматься со всеми подряд. Какое дело до того, что это были незнакомые им люди? Ведь все люди – братья! Но Парижанин старался выбирать сестер.
А в это время бедняга Питкаерн смотрел на это всеобщее ликование с грустью в глазах.
– Э! – спросил старик Берто. – А почему этот баклан не присоединяется к нашему веселью?
– Это, – со смехом ответил Эрбель, – англичанин, который одолжил нам свое суденышко.
– Одолжил! – сказал папаша Берто. – Англичанин одолжил вам свое судно? Пусть он идет сюда, мы возложим на его голову венок из роз.
Эрбель остановил Берто, который в порыве восхищения уже приготовился было прижать Питкаерна к своей груди.