Сальватор

Эти слова господин Жакаль произнес с такой насмешкой, что господин Жерар опустил голову так низко, что для того, чтобы расслышать его слова, надо было обладать таким тонким слухом, который был у господина Жакаля. И тот услышал:

– Я сделаю все, что вы скажете!

– В таком случае все идет прекрасно! – сказал господин Жакаль.

Затем он взял свою шляпу, которую положил на пол рядом с креслом, и поднялся на ноги.

– Кстати, само собою разумеется, – продолжил он, – тайна вашей преданности, дорогой мсье Жерар, остается между нами. Именно поэтому я и предложил вам приходить на встречу со мной так рано. Знайте, что в этот час вы не встретите у меня никого, кто бы вас знал. Следовательно, ни у кого не будет оснований – а в этом вы заинтересованы не меньше меня – называть вас шпиком. Тем более что от этого прозвища вы позеленели лицом.

Теперь еще вот что: через шесть месяцев, если я буду доволен вашей работой и после того, разумеется, как мы избавимся от мсье Сарранти, я попрошу у Его Величества дать вам право носить кусочек красной ленты. Вы ведь так хотите это иметь, ну просто большой ребенок!

Сказав эти слова, господин Жакаль направился к двери. Господин Жерар последовал за ним.

– Не стоит беспокоиться, – сказал господин Жакаль. – По тому, как вспотело ваше лицо, я вижу, что вам сейчас очень жарко. Не стоит рисковать, выходя на сквозняк. Я был бы в отчаянии, если бы вы накануне вступления в должность подхватили воспаление легких или плеврит. Поэтому посидите-ка лучше в кресле и справьтесь с волнением. Но послезавтра, в среду, будьте в Париже. Я распоряжусь, чтобы вас не заставляли ждать.

– Но… – пробормотал господин Жерар.

– Что значит «но»? – спросил господин Жакаль. – Я полагал, что мы уже обо всем договорились.

– Я хотел спросить об аббате Доминике, мсье.

– Об аббате Доминике? А что? Он будет в Париже через пару недель. Самое позднее через три… Но что с вами?

И господину Жакалю пришлось поддержать господина Жерара, который едва не упал в обморок.

– А если, – пролепетал господин Жерар, – если он вдруг вернется…

– Я ведь вам уже сказал, что папа римский не разрешит ему разглашать вашу тайну.

– А если он сделает это без его разрешения, мсье? – сказал господин Жерар, сводя в мольбе ладони.

Полицейский посмотрел на господина Жерара с глубочайшим презрением.

– Мсье, – сказал он ему, – не вы ли мне сказали, что аббат Доминик дал клятву?

– Дал.

– Какую же?

– Он поклялся, что обнародует документ, которым он владеет, только в том случае, если я умру.

– Так вот, мсье Жерар, – сказал начальник полиции, – если аббат Доминик вам в этом поклялся, он, как настоящий честный человек, эту клятву сдержит. Только…

– Что только?

– Только постарайтесь не умирать. Ибо в случае, если вы умрете, аббат Доминик решит, что свободен от обещания и больше ни за что не несет ответственности.

– А пока?..

– Спите спокойно, мсье Жерар, если можете.

Тон этих слов заставил вздрогнуть честнейшего господина Жерара. Когда господин Жакаль сел в карету, он пробормотал:

– Честное слово, этот человек – величайший на свете мерзавец. Если бы я верил в людскую справедливость, я бы его убил на месте!

Затем он вздохнул и добавил:

– Бедняга аббат! Вот кого надо пожалеть. Что же касается его папаши, то этот старый маньяк никому в мире не нужен. Пусть с ним будет, что будет.

– Куда ехать, мсье? – спросил лакей, закрывая дверцу кареты.

– В отель!

– Может быть, вы предпочитаете проехать через ту или иную заставу, по той или другой улице?

– Действительно! Возвращайтесь-ка через заставу Вожирар и езжайте потом по улице Офер. Сегодня хорошая погода. Мне надо убедиться: на месте ли этот нищий Сальватор. Не знаю почему, но чувствую, что этот насмешник задаст вам еще перцу в деле Сарранти. Трогай!

И карета умчалась.

Глава LIV Метаморфозы любви

Давайте на некоторое время оставим в стороне всю ту часть нашего повествования, которая относится к Жюстену, Мине, генералу Батару, Доминику, господину Сарранти, господину Жакалю и господину Жерару, и, круто развернувшись, войдем в мастерскую того могиканина от искусства, который известен нам под именем Петрюса.

Прошел уже день или два после визита господина Жакаля к господину Жерару. Сами понимаете, мы не можем рассказывать читателю с точностью до одного дня: мы просто выдерживаем хронологию развития событий.

Была половина одиннадцатого утра. В мастерской находились Петрюс, Людовик и Жан Робер: Петрюс сидел в глубоком кресле, Людовик в кресле в стиле Рубенса, а Жан Робер погрузился в огромное вольтеровское кресло. Рядом с каждым из них стояла уже наполовину выпитая чашка чая. А находившийся посреди мастерской стол с еще не убранной посудой говорил о том, что чай они принимали после плотного завтрака.

Лежавшие на полу справа от Жана Робера страницы рукописи с неровными строками – что означало, что это были стихи, – показывали, что поэт недавно закончил чтение своей пятиактовой драмы и при этом бросал после прочтения листы рядом с собой. Последний акт был прочитан минут десять тому назад.

Драма из пяти актов называлась «Гвельфы и Гиббелины».