Сальватор

– Ладно, тогда постараюсь выразиться так просто и ясно, как только смогу.

– Слушаю вас, мсье.

– Дорогой мсье Жерар, вы ведь преданный подданный короля, не так ли?

– Боже праведный! Я очень почитаю Его Величество!

– Готовы ли вы верной службой ему искупить ваши слабости или, скажем, ваши некоторые ошибки?

– И каким же образом я мог бы служить королю, мсье?

– А вот каким: короля окружают всевозможные враги, мсье Жерар.

– Увы!..

– И бедный наш король не может бороться со всеми ними в одиночку. А поэтому он поручает самым преданным своим подданным защищать его, биться за него, разить злоумышленников. А на королевском языке злоумышленниками, мсье Жерар, называются моабиты, амалециты, все те, кто так или иначе, по той или иной причине стоит на стороне той партии, представителем которой является этот презренный господин Сарранти. А кроме того, те, кто не любит короля, но слишком любит герцога Орлеанского. И, наконец, все те, кто, не любя ни того, ни другого, с симпатией вспоминают о проклятой революции 1789 года, с которой, как вы знаете, дорогой мсье Жерар, и начались все несчастья Франции. Вот кто считается злоумышленниками, мсье Жерар, вот кто является врагами короля, теми гидрами, с которыми я и призываю вас бороться. Ведь это очень благородная задача, не правда ли?

– Признаюсь вам, мсье, – сказал честнейший господин Жерар, делая жест человека, который отказывается от предложения, – что я ровным счетом ничего не понимаю, что именно я должен буду делать.

– Но это же очень просто! Сейчас сами в этом убедитесь.

– Слушаю!

И господин Жерар стал слушать с удвоенным вниманием и беспокойством.

– Представьте себе, – продолжал господин Жакаль, – что вы прогуливаетесь, ну, к примеру, в саду Пале-Рояля или Тюильри. Под каштанами, если вы в саду Тюильри, или под липами, если в Пале-Рояле. Мимо вас проходят два господина, разговаривая о Россини или о Моцарте: этот разговор вам неинтересен, пусть себе идут. Идут еще двое и ведут разговор о лошадях, о живописи или о танцах: вы не любите ни лошадей, ни живописи, ни танцев, и вам эти господа не интересны – вы даете им уйти. За ними идут еще двое, разговаривая о христианстве, магометанстве, буддизме или пантеизме. Поскольку философские разговоры являются всего лишь ловушками, которые устраивают одни для того, чтобы обмануть доверчивость других, вы, как самый подлинный философ из вас троих, даете этим двоим возможность идти своей дорогой и продолжать философствовать. Но вот, представьте себе, идут два типа и, проходя мимо вас, разговаривают о республике, орлеанизме или бонапартизме. Допускаю, что при этом они что-то говорят и в адрес королевской власти. И вот тогда-то, дорогой мсье Жерар, поскольку вы приверженец королевской власти и ненавидите республику, империю, младшую ветвь королевского дома, поскольку вы заинтересованы прежде всего в сохранении правящего режима и в славе Его Величества, вы слушаете их внимательно, с религиозным благоговением, стараясь не пропустить ни единого слова. А если у вас найдется повод вмешаться в их разговор, то будет еще лучше!

– Но в таком случае, – с усилием произнес господин Жерар, начавший понимать, что от него хотят, – если я вмешаюсь в их разговор, я должен буду опровергать мнение, которое мне не по душе.

– Ну, наконец-то мы достигли нашей цели, дорогой мсье Жерар.

– Не понял?

– Напротив, вы станете аплодировать собеседникам двумя руками, вы будете говорить в унисон с ними, постараетесь завоевать их симпатии. Сделать это вам будет нетрудно: надо будет только назвать себя: «Господин Жерар, честный человек». Кто, черт возьми, станет вас опасаться? А когда вы подружитесь с ними, вы доложите мне о своей удаче, и мне будет очень приятно с ними познакомиться. Друзья наших друзей – наши друзья, не так ли? Теперь вы меня понимаете? Отвечайте же!

– Да, – ответил господин Жерар глухим голосом.

– Ага!.. Тогда, поскольку с этим мы все выяснили, вы должны понимать, что это только одна из тысячи других целей ваших прогулок. Потом я укажу вам и другие, и не пройдет и года, слово Жакаля, я сделаю вас одним из самых преданных, одним из самых ловких и, следовательно, одним из самых полезных слуг короля.

– Значит, – прошептал господин Жерар, лицо которого приняло смертельно-бледный оттенок, – вы предлагаете мне, мсье, стать вашим шпионом?

– Коль скоро вы сами произнесли это слово, мсье Жерар, я не стану вас опровергать.

– Шпик!.. – повторил господин Жерар.

– Да что, черт возьми, обидного вы находите в этой профессии? Да разве я сам не являюсь первым из шпиков Его Величества?

– Вы? – пробормотал господин Жерар.

– А кто же еще! И поверьте мне, что я при этом отнюдь не считаю себя менее честным человеком, чем, скажем, какой-нибудь шпик, я не хочу никого этим обидеть, дорогой мсье Жерар, который, допустим, убил своих племянников с тем, чтобы завладеть их состоянием, и который, убив их, позволяет отрубить голову невинному человеку для того, чтобы спасти свою шкуру!