Салават Юлаев

Денис Шигаев, Коновалов, Овчинников торопливо вполголоса совещались с Давилиным.

- Скажи - башкирцы да тептяри бунтуют, грозятся на государя... - сказал Коновалов Давилину, не заметив Салавата.

Давилин стал ему что-то шептать.

Пара коней рысцой из-за угла вывезла пушку, поставила возле крыльца, пушкарь с дымящимся фитилем совещался с помощником. Из темноты молча пробежали стеной казаки, в соседнем дворе послышался топот коней... команда...

Салават понял все, что творится... Вбегающий на крыльцо Давилин грудь с грудью столкнулся с ним.

- Башкирцы бунтуют, - сказал он на ходу Салавату, не узнав его в темноте.

Салават вместе с ним вошел к Пугачеву.

- Государь, измена! Башкирцы бунтуют, грозят на ваше величество... крикнул Давилин.

- Судар-государ, - прервал его Салават, - Коновалка велел из пушки в башкирцев палить! Коновалка измену делат! Пушкарь у царского крыльца пушку ладит... Айда, вместе идем, ты башкирским людям свое слово скажешь!

- Идем, - решительно обронил Пугачев, надевая шапку. - Трушко, ты останься дома. Сема, ты с ним, с Пугачонком...

- Государь, головы своей пожалел бы, нужна народу! - воскликнул Давилин с мольбой.

- Идем, Салават, - словно не слыша его, сказал Пугачев. - Дежурный, коня!

Спокойствие овладело им. Он умел говорить с толпой. Терявшийся до истерики перед кучкой людей, с которыми приходилось хитрить и искать лазеек, Пучагев был твердо уверен в себе, когда выходил к тысячным толпам народа. Для них он был желанный и жданный их государь, повелитель и вождь. Перед народом он не лукавил ни в чем, сердцем был с ним, и голос его был тверд и спокоен, когда говорил он с народом.

Салават восхищенно взглянул на высокую грудь царя, на уверенно поднятую голову в казачьей шапке, сдвинутой набекрень, на тяжелую, твердую поступь. Давилин накинул ему на широкие плечи богатую, крытую темно-вишневым сукном шубу. Трофим подал саблю...

- Пушку убрать! - громко скомандовал Пугачев с крыльца. - Изменник ты, Коновалов, в кого хошь налить?!

И, обратясь к Давилину, резко напомнил:

- Сказано - дать коня!

Пушка, стуча колесами, мгновенно скрылась за поворотом.

Из темноты подвели под уздцы двух коней.

Пугачеву всегда подавали двух лошадей под седлом. Ширококостный и мускулистый, хотя и не отличавшийся полнотой, он быстро утомлял лошадей. На этот раз не предстояло дальней езды, и Пугачев кивнул Салавату.

- Садись.

- Царский ведь жеребец, - почтительно возразил Салават.

- Садись! - настойчиво произнес Пугачев.

Четверо казаков с оружием в руках окружили их, пятым вскочил на седло "дежурный" Давилин. У двоих казаков в руках закачались зажженные фонари. Отблеск огней сверкнул на лезвиях сабель, на стволах ружей, на бляшках сбруи.

В конце улицы стоял глухой гул: казаки оттесняли толпу в темноту ночи между двумя рядами домов и длинных заборов. Толпа волновалась. Пугачев услыхал гортанные звуки невнятной и чужеродной речи.

- Ваши? - спросил он, склоняясь к Салавату.

- Наши.

Они подскакали вплотную к толпе. Здесь шла молчаливая давка. Казаки древками пик преградили улицу поперек. Толпа рвалась, но не могла сломить крепкой казачьей стены. Озлобление толпы накалялось задорными криками, долетавшими из далеких задних рядов. Вот-вот заварится жаркая свара...

- Кто не пущает народ к своему государю?! - выкрикнул Пугачев, подъехав к толпе.

- Бунтуют башкирцы, ваше величество, - четко отрапортовал хорунжий. На вашу персону грозятся...

- Врешь, собачий ты сын, не одни башкирцы - и заводские на вас, изменников. Ты царю не клепи! - откликнулись из толпы.

- Пики убрать! - приказал Пугачев.

- Яшагин* царь Пётра Федорыч! - выкрикнул Салават. - Яшагин!

______________

* Яшагин! - Да живет! Да здравствует!

- Яшагин! - подхватила толпа и хлынула в улицу, заливая ее и смешав ряды казаков, по приказу царя убравших свои пики.

Салават выхватил горящий фонарь из рук казака и поднял его, освещая лицо Пугачева.

- Жягетляр! - крикнул он и обратился к толпе по-башкирски: - Здесь перед вами великий царь, знающий все сердца, славный, милостивый и отважный. Я, Салават, начальник башкирских войск, говорю вам: слушать во всем царя. Он, как отец, хочет для всех народов мира и счастья.

- Яшагин цар Пётра! - крикнул рядом толстый Кинзя.

Толпа подхватила его клич.

- Многие лета царю Петру Федорычу! - раздался из толпы голос того, кто кричал о заводских рабочих.

- Ур-ра-а! - подхватили русские.

- Ур-ра-а! - закричали и казаки, и простой этот клич передался башкирам и тептярям и прокатился по всей толпе.

Пугачев снял шапку перед народом.

- С чем пришли, дети? - спросил он толпу.

- Наста киряк, балалар'м? - перевел Салават вопрос.

И тогда прорвалась разом из всех грудей тысячеустая, пестроголосая жалоба:

- Измену затеяли казаки.

- Пошто на Яик собираются? Нас покинуть!..

- Сами звали вставать, да пятки подмазали салом!

- Негоже тебе так, Пётра Федорыч, наш ты царь, не боярский - пошто допущаешь измен от казаков?! - внятно сказал длиннобородый седой старик, вытолкнутый толпою вперед.

- Ты кто, батюшка? - спросил Пугачев.