Одиночество, прежде бывшее для него незаметным, потому что он не знал о его причинах, сейчас показалось тяжелым.
Салават ехал один, обуреваемый чувствами, не находившими выражения в песне, и потому вместо стройных мыслей, всегда рождаемых песней, в его голове теснились и кружились лишь их обрывки...
Лук и стрелы были при нем. Стрелы Салавата были всегда верны. Охотничья страсть не угасала в нем никогда, но сейчас он не следил за дичью. Птица летела над его головой, выводки вспархивали из-под самых копыт коня и разлетались с тревожным писком и шумным шорохом крыльев. Не раз мимо торопливым порыском пробежал мелкий зверек... Салават не замечал ничего.
Уж вечерело. В лесу наступали сумерки, хотя верхушки высоких сосен еще золотились от солнца. Салават пробирался дебрями, через которые конь проходил с трудом, и всаднику приходилось ежеминутно склоняться к самой луке, чтобы проехать под сучьями и ветвями.
Вдруг конь взвился на дыбы и шарахнулся прочь... Салават заметил почти рядом с собой качнувшийся куст.
- Тр-р-р! - осадил он коня.
Ему показалось, что за кустом притаился волк, и он вскинул свой лук на прицел.
Он не успел спустить тетиву, когда из куста поднялся человек.
- За что бьешь? - спросил он по-русски.
Салават едва успел изменить положение лука, и сорвавшаяся стрела взвилась высоко в небо.
- Чаял, волк ведь!.. - пояснил Салават и сокрушенно добавил: - Ведь чуть-чуть не сгубил твою голову...
- Губи, не жалко! - отчаянно махнул рукой тот, и при этом звякнула железная цепь.
- А-а-а! - понимающе протянул Салават. - Я думал, чего схоронился. Заводской, что ли? - спросил он с сочувствием.
Беглец молча кивнул.
- Железку сымать надо, - сказал Салават. - В лесу жить - пропадешь... Айда на мою кочевку. Пила есть.
- Не обманешь? - спросил беглец.
- Какая корысть?! Эх, ты! - пристыдил его Салават.
Беглец был замучен голодом, холодом и бродяжничеством. Несколько ночей, проведенных в лесу, он старался не спать, опасаясь зверя и человека.
Салават, приведя его в кош, напоил, накормил, позаботился освободить от цепей с помощью обуха и пилы и наконец уложил спать.
Беглый заводской мужичонка, проснувшись, повеселел.
Семка, как сам назвался беглец, был из тех, с какими не раз уже приходилось встречаться Салавату в своих скитаниях, но он рассказал о таком, чего Салавату еще не пришлось слышать.
Отданный барином за провинность в солдатчину, он бежал из солдат и пошел искать лучшей доли на новых сибирских землях. Много верст лежало уже за спиной, сыск он считал отставшим, и вдруг на дороге веревочная петля взвилась над его головой, на него напали, связали его и повезли в плен...
- Я думал - ваши, башкирцы, - рассказывал Семка. - Мало ли чего в далекой земле про вашего брата услышишь!.. Ан нет, русаки! Да хуже всяких киргизцев: железы надели да в шахту!.. А знаешь ты, брат, шахту, а?!
Салават кивнул.
- Медные руды рубить... Да то не беда бы - человек, он не лошадь, не сдохнет, все одолеет! Ино гляди - туды-то впустили, а наверх никак. Где работаешь - там спать, там и жрать... Вонища - дохнуть нечем... Без света, без неба... Солнце и звезды забудешь, глаза слепнут...
- От шайтан! - удивленно качнул головой Салават.
- И шайтану такого не вздумать! Я чаял: работать не стану - прогонят. Уперся - кайла не беру. Так что ты скажешь - меня на откачку воды посадили. Вода бежит. Ее не откачивай - шахту зальет. Меня посадили воду в ведро набирать да наверх веревкой вздымать. Креплюсь - ведра не беру... Второй день гляжу - вода по колено стала. Как стали меня свои же лупить: "Сукин сын, барин какой! Он работать не хочет, а нам в воде по колено - ноги ломит от холоду..."
- Стал наливать? - спросил Салават.
Мужичонка крутнул головой.
- Где там! Приказчик спустился, бил, надсмотрщик бил, бросили в воду я потонул. Чаяли, что покойник, взяли наверх. Наверху очнулся... три недели лежал, да снова окреп... живучий! Как сказали мне - завтра опять под землю, я побежал к реке да кинулся в воду. С железами вниз пошел, ан коряга спасла... зацепился за пень плавучий... вишь - жив!..
Амина слушала, ничего не понимая.
Салават запретил ей говорить о своем госте, но Амина ли не утерпела или кто-то из женщин, зашедших к ней, видел случайно русского беглеца, однако дня через три его безмятежной жизни к Салавату в кош внезапно заехал отец.
Юлай не застал врасплох Салавата. Семка и не жил в коше: он просто скрывался рядом с кочевкой. Однако старшина с подозрением осмотрел весь кош.
- Все говорят - у тебя русский, - сказал он Салавату. - У нас довольно своих хлопот. Ты сам подбивал не давать царице коней. Теперь могут прийти за конями солдаты. Если узнают, что у тебя беглец...
- Я сам отвечаю за гостя, - резко сказал Салават.
- Тебя отведут в тюрьму и меня на старости лет из старшин пожалуют в каторгу...
Юлай понял, что Салават не уступит, и испугался за свою участь.
- Ищи, атай. Если его найдешь - он уйдет от меня. Но ты его не найдешь, не найдут и солдаты, - пообещал Салават, утешая отца.
- Боюсь, Рысабай напишет донос, - пробормотал Юлай.