Салават Юлаев

- Опять бакет! Снова бумага! Куда пишут столько бумаги! Беда! Сколько денег, чать, стоит столько бумаг посылать, - покряхтывая, ворчал Юлай. - Ну, садись. Ишь, как жарко. Кумыс пей сначала, а там уж бумагу читать...

Бухаир присел в тени коша, отпил глоток кумыса и взялся за пакет.

- Погоди, - остановил старшина. - Ну, куда спешишь? Все равно ведь добра не напишут!.. Намедни я сон видал: прислали такую бумагу, чтобы заводы ломать и земли, которые взяты, назад отдавать башкирам... Такую бумагу ведь не пришлют наяву!

- Наяву не пришлют, старшина-агай! - согласился писарь. - Наяву вот такие бумаги приходят, - зловеще сказал он. - Хоть еще пять тухтаков будешь пить кумыса, все равно тебе легче не станет!

- Опять ведь, значит, плохая бумага, писарь? - сокрушенно спросил старшина.

- Плохая, агай! - согласился писарь.

- Ну что же, куда деваться! Читай.

Бухаир развернул лист с сургучной печатью.

- "Шайтан-Кудейского юрта старшине Юлаю Азналихову сыну. С получением сего тотчас без всякия волокиты с твоего Шайтан-Кудейского юрта прислать в Исецкую провинциальную канцелярию в Челябинскую крепость его высокоблагородию горных заводов асессору и ремонтеру Ивану Дмитриевичу господину Петухову сто пятьдесят лошадей..."

- Опять лошадей! - возмутился Юлай. - Снова сто пятьдесят!! Ай-ай-ай, что делать будем? Не даст ведь народ лошадей, Бухаирка... Как пойдешь-то к народу? Как скажешь? Сто двадцать голов ведь недавно совсем послали! Как народу лицо показать с такой нехорошей бумагой?! Ну, что делать! Ты поезжай по кочевкам, скажи народу... Ступай объявляй...

- Довольно уж мне объявлять, старшина-агай! - заявил с раздражением писарь. - Как что плохое стряслось, так опять иди объявлять! Бухаир не ворон, чтобы каркать всегда к беде. Иди сам, старшина-агай. Старшине бумагу прислали. Я не хочу старшиною быть вместо тебя. Мне твоего почета у русских не нужно... Ты не умеешь сам за народ вступиться. Народ разоряют, а ты молчишь!..

Юлай испугался таких резких слов. Он знал, что в коше и возле коша нет никого, что он с Бухаиром сидит вдвоем - сыновья у себя по кошам, ребятишки все где-то в лесу, а женщины доят кобыл, - и все же зачем говорить такие слова!

- Тише, тише! Чего ты шумишь в моем коше! Старшине ведь такие слова не пристало слушать. Ты такие слова у себя на кочевке кричи!.. - взъелся Юлай на писаря, не доверяя ему.

- Не буду я требовать лошадей от народа. Сам поезжай! - настойчиво говорил Бухаир.

Юлай смягчился:

- Бухаир, ты ведь писарь. Мне как знать-то, что писано в русской бумаге?! Ведь ты бумагу по-русски читаешь - не я. Я как объявлять по бумаге буду?!

Писарь угрюмо молчал.

- Ну, ну, поезжай! Мало ли мы чего с тобой не хотим! Нас ведь не спросят. Иди объявляй. Чай, строго наказывать будут. В прошлый раз, кто лошадей задержал, с того еще и штрафных лошадей на каждую сотню по десять голов забрали, - напомнил Юлай.

- Теперь еще хуже: кто лошадей не даст, с того на каждые пять лошадей прислать на завод человека, - сказал Бухаир.

- Как так "человека"? - не понял Юлай.

- Писано тут: "...сто пятьдесят лошадей без промедления и волокиты, а буде противиться станут, - и с тех башкирских юртов для горных работ взять мужеска пола тридцать душ на заводы..."

- Не шутка!.. - растерянно и недоумевающе качнул головой старшина. Ну, поезжай, объяви, - настойчиво повторил он.

Бухаир вышел, вскочил на коня и умчался в степь, где были рассеяны кочевки шайтан-кудейцев.

Старшина остался один в своем коше.

"Ай, прав ты, прав, писарь, прав! - размышлял он. - Да как ведь, как тебе верить, собака?! Я нынче стар ведь. Мне как бунтовать? Нельзя!.. - Он горестно покачал головой. - Ай-бай! Никогда не бывало такого!.. Башкир на завод, в крепостные!.. Стар ты стал, старшина, ай, стар стал! Всего ты боишься, смелое слово сказать не смеешь... А может, народ старый стал? Может, народ боится сказать то смелое слово? Мне как самому за народ говорить-то такое слово, когда не хочет народ! - попробовал оправдать себя старшина. - Ай, прежде народ был - огонь! Ведь как вспыхнет - и не потушишь! Эй, народ, народ! Эй, башкиры, башкиры!.. Жягетов нет!.. Жягеты как старики! А в наше-то время и все старики жягетами были, пожалуй!.. Конечно, ведь Бухаир - удалец... А может, он так-то нарочно, может, он хочет, чтобы я взбунтовался, меня из старшин прогонят, и он старшиною станет... Ай, хитрый шайтан ведь какой!.. А мне-то зачем бунтовать? Лошадей, слава богу, довольно, найдем и еще для царицы... Чего не найти? Меня на завод не возьмут!.. И сыновей не возьмут..."

И, как всегда, когда думал о сыновьях, Юлай припомнил ушедшего из дому и пропавшего любимого младшего сына.

- Эх, Салават, Салават! - вслух вздохнул старшина.

В это время услышал он топот копыт, кто-то подъехал к кошу, спрыгнул с седла, Юлай встал с подушки, шагнул к выходу, но кошма распахнулась, и рослый широкоплечий жягет столкнулся с Юлаем.

- Атам, арума! Салам-алейкум, атам! - воскликнул он радостно.

Это был Салават. Возмужавший и выросший, уже с бородой, это все-таки был Салават.

Юлай от неожиданности отшатнулся.