Салават Юлаев

Непритворный хохот молоденьких женщин огласил весь окрестный лес. Юнус, уже не скрывая злости, бранился с женщинами. Свахи постарше, принимавшие участие в забавном обряде, спохватились, что зашли далеко в своих шутках. Они уже сами решили помочь незадачливому охотнику и привести его "дичь" к нему в руки, но вдруг оказалось, что сами они не могут найти Амины. Невеста пропала.

Первые догадавшиеся об этом подружки невесты, пользуясь темнотою ночи, ускользнули в кусты и поспешили поодиночке добраться к кочевкам, другие аукались по лесу. Третьи еще оставались возле гневного жениха и хотя продолжали поддерживать шутливую перебранку, но уже шептались между собою, что неспроста оказалась в кустах привязанная коза. Кто-то болтнул, что колдун превратил невесту в козу, и вдруг всем сделалось жутковато, и, когда оставленная в лесном одиночестве коза снова жалобно закричала, женщины с воплями страха толпою бросились из лесу к человеческому жилью...

Когда солнце озолотило вершины соседних гор, Салават разбудил свою похищенную у Юнуса-бая жену, Амина застыдилась и спрятала покрасневшее лицо у него на груди...

Потом они оба смеялись.

Чтобы позабавить. Амину, Салават представлял перед нею в лицах все то, чего оба они не слышали и не видали, но что неминуемо должно было произойти после того, как Салават из-под носа жениха выкрал ее, оставив в лесу привязанную козу.

- Ты рада, что не осталась там? - в тысячный раз допрашивал ее Салават, глядя на маленькую жену как на чудо, упавшее с неба.

И в тысячный раз Амина повторяла ему, что рада.

В коше, куда привез ее Салават, она нашла женское платье. Возле коша паслось с десяток овец, бродила кобыла - все было как нужно. Маленький очажок перед кошем курился дымком: Амина и Салават натаскали в него сухих сучьев. Салават застрелил какую-то синеперую птицу. Амина пекла лепешки.

Кругом нигде не было ни единой живой души. С горы, на которой стоял их кош, были видны леса, и вершины гор, и леса без конца и края, и змеистая речка, но не было видно ни табунов, ни кошей.

Почти каждый день к ним наезжали в гости Хамит или Кинзя. Хамит бывал неизменно весел и без умолку трещал обо всех новостях, представляя то Рысабая, то его стартую жену, то рассказывал о том, как Юнус со злости послал уже сватов на кочевки соседнего аула и там получил отказ, потому что невесту успели просватать кому-то.

Кинзя привозил каждый раз с собой полный тургек кумыса или еще что-нибудь из съестного, чего Салават не мог бы добыть в лесу на охоте.

Вести, привозимые Хамитом, были все спокойнее. Наконец, как-то раз он сказал, что поутру кочевка уходит намного дальше и будет уже трудно им приезжать, чтобы навещать молодоженов.

- Перекочуйте и вы к нам поближе, - сказал он. - Выберем новое место в лесу, в стороне ото всех, и живите, а то вам совсем-то одним будет скучно.

- Ласточка, скучно тебе со мной? - спросил Салават.

И Амина весело рассмеялась в ответ, словно ее спросили в палящий полдень, не дать ли ей шубу.

Как раз в эту пору приехал Кинзя. С сопением слез он с седла, уселся, выпил половину привезенного с собой кумыса и крякнул.

- Старшина приходил, - сказал он.

- Куда? - в один голос спросили все трое.

- К отцу, конечно. Спрашивал, как с вами быть. На тебя сердился, сказал он Салавату.

Салават знал, что Юлаю приходится поневоле перед муллою изображать гнев. Но вслух он спросил с притворной тревогой:

- Что же сказал мулла?

- Велел простить тебя и отдать Рысабаю калым за Амину, а жениху заплатить убыток...

Салават вскочил, снял уздечку с гвоздя и пошел седлать лошадь.

В первый раз за три недели Салават выезжал из своего убежища. Он радовался тому, что наконец попросту сможет жить вместе со всеми. Но в первый раз он хотел приехать в кош Юлая не замеченным чужими людьми, а уж если встретится с кем-нибудь преждевременно, то не дать понять, с какой стороны он приехал; поэтому Салават и Кинзя сделали крюк и проехали через родную деревню, где в эту пору не было никого, потому что все жили на кочевке.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из просторных владений Шайтан-Кудейского рода еще отец старшины Юлая продал часть леса с землей русским купцам Твердышову и Мясникову. На купленных русскими землях гибли леса: ненасытные рудоплавные печи пожирали березу, столетние сосны и ель.

Богатства уральских недр - железо и медь - влекли на башкирские земли все новых купцов. Заводские приказчики приезжали снова и снова к башкирам, каждый раз уговаривая и понуждая их продать то участок леса, то полосу степи, годную под пашню или сенные угодья.

Владельцы рудников и заводов целыми селами пригоняли сюда крепостных из центральных губерний.

Заводы росли, при них разрастались деревни, кругом деревень ложились полосатые пашни, и по степям, уставленным стогами заводского сена, уже не бродили табуны башкирских коней. Прежним хозяевам здешних мест приходилось, кочуя, переходить через чужие владения и - чего не бывало раньше - думать о том, где можно поставить свои коши, а где - нельзя.