Салават Юлаев

Толпа башкирских старейшин осталась лицом к лицу с мастером. Надменно взглянув на толпу азиатов, которых не ждал, считая, что они далеко на кочевке, немец вдруг обратился к ним по-хозяйски и даже строго, словно не он пришел к ним, а сами они вторглись в его владения.

- Ви чего хочет? - сурово спросил он, не сходя с повозки.

Юлай выступил из толпы вперед.

- Зачем гулял на наш сторона? Чего работать будешь? - спросил он в свою очередь.

- До нынешний день мой хозяин пыл каспадин купец Твердышов, - сказал мастер с издевкой. - Мошет быть, ты есть новый хозяин на место купец? Я долшон тебе отвешать? Ты кто есть?

Юлай приосанился, выставив грудь, украшенную медалью, надетой по поводу торжественности случая.

- Юртовой старшина Юлай Азналла-углы, - с достоинством сказал он.

- Я на тебе сказать, старшина: каспадин купец приказаль работать... мастер потерял нужное слово, - di damm... Как называй по-русски?

- Ферштай, ферштай! Их ферштай*, - неожиданно с живостью перебил Юлай. - Работать плотину?! Тал койма, - перевел он башкирам. - Ты наша земля не купил - кауфта никс! - обратился он снова к немцу. - Майна земля, дайна никс! Ди дам - работать тут нельзя... Ду ферштай сам! - все более горячился Юлай, наступая на немца. - Копфа ду, копфа хабен!** - Он хлопнул себя по лбу.

______________

* Искаженное немецкое: "Понимаю".

** Искаженное немецкое: "Голова, голова у тебя есть?!"

Внезапно услышав целую кучу немецких слов от азиата, мастер осклабился и подобрел.

- Веселый старик, - засмеявшись, сказал он. - Как ты научил наш язык?

- Пять лет ведь гулял на ваш сторона! На Берлин маршир, ваша царь Фридка гонял, - простодушно похвастался старшина, видя перемену в обращении. - Царица медаль нам давал! - Юлай с гордостью ткнул себе в грудь. - Ди дам нельзя. Я в Питербурх генерал напишу на тебя бумагу...

- Болфан! - оборвал вдруг взбесившийся немец. - Пиши на генерал! Я плевать нахотелся!

- Моя земля! - наступал Юлай. Он размахивал под носом немца руками и громко кричал: - Ваша кауфта никс! Плотин тут ставишь?! Лес рубишь, собака...

Немец вскочил в тарантасе и поднял длинный ременный бич. Невольно отхлынули прочь башкиры, и это придало ему храбрости.

- Азиатски сволошь! Паш-шоль домой! - выкрикнул он в лицо старшине, остававшемуся впереди.

- Шайтан! - крикнул немцу один из башкир.

- Иблис! Кагар хуккан!* - разноголосо закричали башкиры.

______________

* Черт! Сатана! Будь ты проклят!

- Ду бист швайна!* К царице самой на тебя напишу! - крикнул Юлай.

______________

* Искаженное немецкое: "Ты свинья".

Бич взвился в руках немца со свистом и неожиданно острой болью резнул старшину по плечу и по шее...

Конная стража управителя угрожающе взялась за оружие.

Юлай бессильно в обиде и гневе сжал кулаки. Но что мог он сделать? Что могли сделать башкиры?!

...Юлай ехал понурый, и никто из спутников не утешал его. Все понимали, что это - поражение не одного старшины; понимали, что если построят плотину, то, вслед за плотиной, здесь вырастет новый завод, что вслед за заводом начнет разрастаться поселок и судьбы соседних земель решатся сами собой, точь-в-точь так, как пел старинный певец Мурадым...

По совету старейшин Юлай решил тотчас отправиться в провинциальную канцелярию. Он собрался, не откладывая, и на рассвете следующего дня уже был готов к выезду в сопровождении старших своих сыновей Ракая и Сулеймана.

- Вот тебе юртовая печать, Салават, - сказал Юлай. - Ты ее береги. Печать старшины - большое дело! Мало ли что без меня случится, писарю надо будет какую бумагу писать - он ничего без печати сделать не может, в ней сила. Тогда ты печать сам поставишь на ту бумагу. Писарю в руки ее не давай. Сам поставишь. Только сначала муллу спроси, что за бумага, надо ли ставить печать... Да, может, я лучше мулле отдам... - спохватился Юлай.

- Что я - малайка? - с обидой воскликнул юноша.

- Ну, береги ее сам, - согласился отец. - Хош, сынок! - попрощался он и уехал.

На другое утро после отъезда Юлая в Исецкую провинциальную канцелярию, когда Салават предавался любимому занятию - вырезал из камыша себе новый курай, - мать вбежала в его кош, встревоженная и напуганная.

- Русские едут! - выкрикнула она.

Это случалось редко, что русские приезжали на кочевье. Женщины обычно при этом прятались, мужчины суровели. Все ожидали каких-нибудь новых налогов, поборов, вестей о войне, повинностей... Принимать посланцев начальства приходилось обыкновенно старшине. Он выходил к приезжим, облаченный в старшинское платье: в богатом халате, в высокой бобровой шапке, с саблей и посохом, выпятив грудь, украшенную елизаветинской медалью, потом приглашал к себе муллу и стариков, вызывал писаря, угощал приезжих и только после угощения вел разговор о делах.

Что было делать теперь?

- Скачи за муллой, Салават. Пока он займет их беседой, я стану варить мясо, а ты тогда съездишь за писарем, - несколько растерянная, сказала мать Салавата.

Салават приложил камышовую дудку к губам, дунул и пробежал по ладам пальцами.

- Хороший курай! - похвалил он.

- Ты слыхал, Салават?! - удивленная его равнодушием, воскликнула мать.