Сафари

— Я бы сказал так: они пригодны для обработки или мотыгой, или орудиями более сложными, чем простейший плуг. Потому что простейший плуг зачастую губит плодородие африканской земли. В Западной Африке, особенно в Береге Слоновой Кости, где прослойка зажиточных африканских крестьян, имеющих плуг, появилась гораздо раньше, чем в восточной части континента, результат применения этого орудия оказался самым неожиданным: плодородные почвы превратились в бэд-лэнд, началась устрашающая эрозия. То же повторяется в Руанде и Бурунди, холмы которых начали разрушаться оврагами. Эрозию можно предотвратить, если наряду с плужной обработкой внедрять правильный севооборот, проводить лесонасаждения. Можно справиться и с другой проблемой, вызванной тем, что почвенная микрофлора в Африке селится лишь в самом верхнем горизонте. Там, где используют плуг, не переворачивающий пласта, а еще лучше дисковую борону, мотыга явно проигрывает. Но главное, чтобы приспособленный к африканским условиям плуг, не говоря уже о бороне и тракторе, появился в Африке именно тогда, когда начнется отмирание подсечно-огневой системы. Огонь разрушает почву, убивает микрофлору, губит водозащитные леса, приносит много бед, о которых, быть может, современной науке еще даже не известно.

В Нгози горит саванна

Саванна горит… Кто из ездивших по глубинной Африке не видел этого завораживающего и одновременно жуткого зрелища, когда огонь охватывает все вокруг, раскаляет и без того горячий воздух, гудит на ветру и потрескивает, поглощая мириады травинок.

Возвращаясь из Ругомбо в Бужумбуру кружным путем, через Нгози, я увидел впереди зловещую черную тучу. Дождь в Бурунди, не знающей асфальтированных дорог, не сулил ничего хорошего, и я прибавил газу, надеясь проскочить до того, как потоки воды превратят грунт в месиво грязи.

Но шустрые мангусты, сначала поодиночке, а потом целыми стайками бежавшие навстречу автомашине, подсказали, что спешить мне некуда. Звери спасались не от дождя, а от пожара. Облако было не дождевой тучей, а пеленой черного дыма, висящего над пепелищем. Кудахчущие выводки цесарок, несколько оголтело мечущихся зайцев, какая-то мышеподобная мелочь — все, кто обычно прячутся в густой траве, выскочили сейчас на открытую дорогу и ошалело неслись в одном направлении, даже не сворачивая при встрече с машиной. Птицам и мошкаре дорога была не нужна: они летели прямо над саванной, лишь иногда садясь передохнуть на кусты или деревья. Я не разворачивал машину назад только потому, что совсем недавно проехал заболоченную зеленую низину, куда огонь забраться не мог. В крайнем случае, если бы пожар начал меня настигать, всегда можно было ретироваться в этот влажный оазис.

Чтобы ветер не разнес пепла и его поскорее прибил к земле дождь, африканцы поджигают саванну в самые последние дни сухого сезона, когда все вокруг обезвожено и иссушено до предела. Поэтому волны огня несутся над землей с удивительной быстротой. Черная туча приблизилась гораздо раньше, чем я того ожидал. Горьковатый дым, пропитанный запахом раскаленных трав, заволок все вокруг густым серым покрывалом, которое лишь кое-где разрывалось яркими вспышками огня. На границе дыма и света остались лишь тихоходы — черепахи и змеи, которым так и не суждено было спастись, и самые ловкие и быстрые — ласточки и золотистые жаворонки, то почти стелющиеся по земле, то вдруг смело пикирующие в огонь за изжаренными букашками.

Неожиданно из самого пекла важно вышла птица-секретарь, очевидно уверенная в том, что сильные голенастые ноги в последний момент всегда унесут ее от опасности. Птица мотала головой, а вместе с ней болтался и конец еще не проглоченной змеи, торчавшей из клюва. Потом змеиный зеленый хвост исчез, и секретарь, наклонив голову, начал выискивать среди улепетывающих пресмыкающихся жертву повкуснее. Иногда языки пламени почти лизали всклоченные бело-серые крылья, но всякий раз птица увертывалась и принималась злобно шипеть на огонь.

Становилось все жарче, и было страшно смотреть на извивающиеся желто-алые языки, которые, словно вырвавшись из пасти взбесившегося сказочного чудовища, набрасывались на густую стену травы. То там, то здесь факелами краснели раскаленные стволы редких деревьев. Огненные струйки уже забежали за машину. Пора было отступать в низину.

Когда выпущенная человеком огненная стихия пронеслась дальше, саванну нельзя было узнать. Черное пепелище, среди которого кое-где возвышались обугленные баобабы, напоминало мне запомнившиеся с детства картины войны, разрухи, горя.

Но африканцами пожар воспринимается по-иному. Крестьянин в Африке считает огонь своим главным помощником. Пламя за один день расчищает поле, удобряет золой почву. Пожарище в Африке — это предвестник начала полевых работ, будущего урожая. Я ехал по пепелищу, а навстречу мне неслась радостная песня. Это пели разбредшиеся по саванне мужчины, собиравшие испекшиеся яйца и вкусных черепах, под обуглившимися панцирями которых было готово отличное жаркое.