Сафари

Если шебуйе соглашался удовлетворить просьбу, он выпивал пиво и наполнял горшок молоком. Это значило, что умугарагу мог идти и выбирать в хозяйском стаде корову.

Внешне безобидный ритуал. Но именно он и заложил неравноправные отношения, расколовшие все общество дореволюционной Бурунди на два класса. Сколько бы лет ни ухаживал за арендованными иньямбо крестьянин, ни скот, ни приплод не делались его собственностью. Аренда, как правило, была пожизненной. Животные старели, переставали приносить молоко, но крестьянин не имел права их забить и был обязан по-прежнему отрабатывать за них в хозяйстве шебуйе, смотреть за его личным скотом, отдавать в его закрома часть урожая со своего поля. Если крестьянин нарушал освященные веками условия убугабире, хозяин имел право отобрать у него весь скот, обречь всю семью на голод. Все это привязывало формально свободного умугарагу к феодалу, давало шебуйе возможность облагать крестьян новыми повинностями, выжимать из бедняков последние соки. Шебуйе знал: деться арендатору некуда.

Только в 1954–1955 годах древняя система «держания скота» была упразднена. Вместе с ней постепенно забылись, были заменены новыми архаические формы ухода за скотом, обряды и ритуалы тутси, порожденные убугабире.

И вот теперь вдруг за Ругомбо я увидел небольшой крааль, огражденный тростниковым забором, посреди него огонь, который тушат лишь в случае смерти владельца стада. В краале, так же как и на пастбищах, за скотом могут ухаживать лишь мужчины. Женщинам не разрешается подходить к коровам. Мужчина-воин способен лучше защитить скот и от диких животных, и от набегов врагов-феодалов. А поскольку скот зачастую остается на пастбищах и на ночь, то пастух, естественно, становится и дояром. Так порожденное практикой правило превратилось в освященное веками «табу», запрещающее женщинам доить скот.

Молоко для тутси все равно что хлеб для русского крестьянина. К молоку относятся с каким-то почтительным благоговением. Доят животных здесь не между делом, а основательно, с чувством. Коров ежедневно чистят и моют веником из ароматических трав, запах которых отгоняет мух. Эта процедура происходит во внешнем дворе крааля, из которого вымытых коров ведут во внутренний двор.

Здесь мада, пожилые дояры-виртуозы, сидя на крохотных скамеечках, «берут», как говорят тутси, у коров молоко. Главный помощник дояра — молодой бычок, которого подводят поочередно к каждой из ожидающих дойки коров. Его задача — дочиста облизать шершавым языком соски и добыть первые капли молока. Как только оно появляется, теленка уводят, а мада начинает свое священнодействие. Главное теперь не допустить, чтобы у молока пропала пена, чтобы она сохранилась до тех пор, пока еще теплый напиток попадет к женщинам. Такой способ «долгой пены» называют «епфура». Он доступен лишь опытным, наиболее уважаемым мада. Но «малую пену» обязан уметь получать любой мужчина-тутси. В противном случае «он доит, как женщина», и поэтому ему могут вообще запретить ухаживать за иньямбо.

Когда молоко кончается, мада встает, моет руки из рога, который подносит ему юноша, и направляется к следующему животному. Подоенную же корову подводят к костру, окуривают травами, запах которых будет отгонять на поле слепней, смазывают соски сажей, чей горький вкус не позволит телятам полакомиться молоком, и только после этого выпускают на пастбища. А глиняные крынки, где еще вздувается и лопается молочная пена, относят женщинам. В их обязанности входит приготовление «безахи» — молочных продуктов. Там тоже свои законы, свои порядки. Девушек, например, не допускают в хижину, где почтенные бабки делают безахи. Обычно некоторые из них толпятся у входа, наблюдая за действиями женщин, слушают их рассказы, набираются уму-разуму.

Другие, устроившись в тени дерева, сооружают друг другу замысловатые прически. Считается наиболее красивым, когда спереди волосы у девушек выбриты, а сзади выпрямлены и взбиты. От этого лбы у всех женщин становятся не меньше, чем у Сократа, а к их и без того немалому росту прибавляются еще несколько сантиметров прически.

«Клиенты» и «парикмахеры» меняются ролями, поочередно усаживаясь на ящик, из-под которого синей струйкой выбивается дымок, выполняющий роль своеобразных духов.

Под ящик кладут тлеющие ветки дерева эбебайе, которое растет по склонам Вирунги и Рувензори. Дым тлеющих веток эбебайе придает коже и одежде приятный, немного напоминающий коричный, аромат.

Сложная проблема простой мотыги

Но «настоящими тутси» людей, живущих вблизи Ругомбо, и, правда, назвать поспешил, поскольку они нарушили одну из главных заповедей своих гордых предков: начали заниматься земледелием. Прямо за краалем зеленело 200–300 кофейных деревцев — еще молодых, не переросших своих хозяев.