– Да, – сказала она, глядя на дочку. – В последний раз.
Оказывается, дом был не такой уж и большой. Казалось, он съежился под полуденным солнцем, а его закрытые ставни были похожи на зашитые глаза.
– Вот, – прошептала она, запыхавшись, потому что тащила Элайзу в горку последние несколько сотен ярдов. – Вот он. – Лидди схватилась за прутья калитки и посмотрела сквозь них на свой прежний дом.
В город она приехала на поезде и пересела на омнибус, следовавший мимо «Хилс» по Тоттенхэм-корт-роуд. Когда набитый автобус грохотал по Северному Лондону и лошади теснились на дороге рядом с другими повозками и кэбами, Лидди крепко держала ребенка, боясь каждой выбоины, каждого толчка, боясь, что отвалится колесо. Теперь она стала чужой в этом городе. Совсем другим человеком.
Где-то в районе Хайгейта Элайза открыла свои огромные голубые глазки и посмотрела на Лидди и на все, что проплывало за окном.
– Это церковь, куда ходила твоя бабушка, доченька. Вон там зоопарк, мы пойдем туда, когда ты подрастешь. Вот это межевой знак, с которого часто прыгал твой дядя Пертви. Ты увидишь дядю когда-нибудь.
Элайза махала кулачком в окно, слегка покачиваясь от тряски. Лидди крепко держала ее, глядела на нее новым взглядом, часто наклоняла голову и проводила губами по идеальной, хоть и слегка бугристой сфере ее шелковистой головы.
Сойдя с омнибуса, Лидди сняла с себя большую шелковую шаль и свернула из нее переноску, как делала миссис Лидгейт, когда гуляла с Элайзой по полю и девочка капризничала. Вот и сейчас Элайза быстро заснула, и Лидди стала подниматься на холм, глядя по сторонам на знакомые картины: «Фляжку», церковь, такие же величественные дома, как и ее… И вот она смотрела сквозь прутья калитки на дом.
Сад был голый, подстриженный кустарник, лаванда и розы исчезли. Исчез с двери и молоток в виде льва, а там, где он был когда-то прибит, остался голый деревянный квадратик.
Через пару минут дверь открылась, очень медленно, и появилась знакомая фигура. Она прошла мимо голых клумб, окруженных плиткой, остановилась по другую сторону от калитки и посмотрела на Лидди. Лидди заморгала и обнаружила, что не видит ее. Она была просто расплывшимся пятном.
– Это твой ребенок, верно, Лидия? – Она прерывисто вздохнула.
– Да, – ответила Лидди. Ей внезапно показалось, что все это ей лишь снится. Она отдернула руки от железных прутьев, словно они мгновенно раскалились, и ее ослепило солнце. Тельце Элайзы лучилось спокойным теплом, но малышка тут же вскрикнула, и Лидди открыла глаза.
На Брайант было лиловое чайное платье с кремовыми кружевами на шее и манжетах, слишком нарядное и дорогое для пятничного полудня и слишком пышное для ее низкого роста.
Вообще-то, она не была ни толстой, ни худой. Ее лицо тоже – это было не лицо ее кошмаров, а простое, невзрачное лицо. Карие глаза, нос-картошка. Рот необычайно широкий, квадратная челюсть. И все же она была воплощением мирового зла. Теперь, стоя перед ней, Лидди поняла с поразительной ясностью: зло приходит в чужом обличье и кажется поначалу тусклым и серым, но потом расцветает, трансформируется, украшает себя новыми ленточками и кружевами на шее.
Брайант улыбнулась еще шире. Тусклые карие глаза, словно пришитые к лицу пуговицы, смотрели без всякого выражения.
– Зайдите в дом, мисс Лидия. Ваш отец будет в восторге. Сейчас я велю поставить чай. Ханна!
Подходя к дому, Лидди собиралась сказать так много всего. Но теперь она ощущала тяжесть маленького спящего тельца и поняла, что ни за что не войдет в эту калитку. Ни за что не зайдет в сад и не пройдет по этой дорожке.
– Нет. Я не хочу заходить в дом, – пробормотала она.
– Что-что? Я не расслышала. Что ты сказала, Лидия?
– Я сказала, что не хочу заходить в дом. – Лидия вскинула подбородок. – Я просто хотела еще раз взглянуть на вас. Я рада, что вас увидела. Это моя дочка. Ее зовут Элайза. Вы не сломили меня. А сейчас вы не можете меня тронуть. – У нее дрожал голос, но она улыбалась, отвечая на маниакальную улыбку Брайант тем же самым. – У меня все прекрасно. Я очень счастлива.
Брайант понизила голос, нахмурилась и что-то пробормотала неразборчивое…
– Ханна! Ну, прислуга будет крайне разочарована, что не увидит вас, мисс Лидия, и ваш отец тоже. Позвольте сказать вам, что вы обошлись с ним крайне жестоко. – Она склонила набок голову и дотронулась пальцами до кружевного воротника. Лидди прежде не замечала, какой у нее высокий и мягкий голос. – И Господь вас накажет, когда прозвучит последний трубный глас. Он ваш спаситель и властелин, и вас найдут, когда нас всех призовут к ответу за наши грехи. – Она кивнула. – И ты никогда не отмолишь твои грехи. Ты убила свою мать и едва не сделала то же самое и с сестрой. Да, Лидия, дорогая.
– Нет, неправда, – ответила Лидди, качая головой, и у нее снова все расплылось перед глазами. – Я не убивала ее.
– Ох, но ты настояла, чтобы она пошла с тобой на прогулку на Хит в тот день, и там она остановилась и помогла маленькому мальчику, у которого заболела оспой нянька. Вот! Знай это и готовься к Страшному Суду…