Читаем Сад утрат и надежд полностью

И вот, прожив довольно долго в этом прекрасном месте, Нед обнаружил, что ему хочется запечатлеть на полотне это чувство, а может, даже лица его детей, но только он не знал, как это сделать. Пока не увидел детей в тот июньский день, когда летняя жара поднималась от старых камней, а аромат цветущих роз и жимолости наполнил его легкие, действуя как сильный наркотик. Нед замер и завороженно глядел на эту сцену.

– Ох, – тихо сказал он сам себе. – Да…

Тут он повернулся и бегом вернулся в студию за блокнотом.

Возможно, он уже тогда знал, какой поразительной станет законченная картина – отблески золотистого солнечного света на высокий траве в саду, колышущиеся серебристо-лиловые ряды лаванды, бело-розовые маргаритки, сверкавшие возле покрытых лишайником дорожек и на ступеньках, ведущих к дому. Этой картине было суждено стать самой значительной в его творчестве, а возможно, и самым выдающимся произведением викторианской живописи, – к тому времени, когда она будет уничтожена, ее уже увидят миллионы людей по всему миру. Еще десятки лет после ее гибели мужчины и женщины будут говорить с улыбкой: «Я видел тех фей».

Потому что они часами стояли в очереди в Иоганнесбурге и Торонто, Нью-Йорке и Аделаиде, чтобы посмотреть на «Сад утрат и надежд», восхититься кораллово-золотистым светом, маленькими фигурками, повернутыми спиной к зрителю, одна из них со скошенными набок серебристыми крылышками, сияющими на вечернем солнце. Люди будут часами смотреть на тех детей, символ надежды, чистоты и невинности, уцелевших вопреки всему в этом ужасном мире.

Возможно, он знал это тоже. Это были его дети: спокойный, сосредоточенный Джон, золотой локон упал на его лицо, рука протянута к окну, и Элайза – она смотрела на окно дома, болтая одной ногой, в сосредоточенной позе, сгорбив плечи. Зрители видели только ее нежное ухо и точеную щеку. Это могли быть только они.

Их матери, закончившей что-то писать, пришлось уговаривать детей, а они горько жаловались, что им пришлось снова сидеть неподвижно для еще одной отцовской «ужасной картины», как называл ее Джон. Три дня Лидди ходила по саду, когда Нед делал наброски сначала карандашом, потом маслом на маленьком загрунтованном холсте, и пела детям песни, пока он работал. Пела она старинные народные песни тех краев, которым научила ее мать: «Завтра я буду танцевать», «У меня был маленький орешник» и песенка, придуманная ею самой: «Джон, Джон, сын художника он. Украл пирожок и прыг за порог». Ее голос взмывал кверху и падал, гипнотизируя детей, заставляя тихо сидеть, иногда он звучал чисто и холодно, когда она шла впереди, хрустя гравием, и торжественно махала им рукой, но не говорила ни слова. А позади них отец лихорадочно работал.

Она рвала цветы, тяжелые, поникшие головки подсолнухов, трепещущие мальвы, коралловые, вишневые, темно-бордовые шары георгинов. С охапками цветов она возвращалась к дому и глядела на ступеньки, где позировали ее дети; тот естественный момент детского восторга превратился в застывшую, искусственную сцену.

– Еще немножко, – бормотал Нед, поправляя мольберт на склоне, и Лидди вторила ему:

– Еще немного потерпите, милые мои.

Они позировали три дня, но потом взбунтовались и заявили, что больше не выдержат. Лидди согласилась с ними – раз уж Нед закусил удила, переубедить его было невозможно. Она и сама страдала от его одержимости, позируя ему часами, и в конце сеанса у нее болели плечи и голова, немели ноги.

– Бедные дети устали, – говорила она ему, хотя на самом деле ей нравились те дни, когда она могла смотреть на их милый, уютный дом с распахнутыми настежь французскими окнами, темно-зеленым плющом на южной стене и белыми звездочками цветков вьющейся гортензии.

Дети, отпущенные на свободу с обещанием, что к чаю у них будут гренки с сыром, но все еще нывшие, упорхнули, словно две птички, по ступенькам в сад на поиски приключений. Позже обнаружится, что Элайза немедленно разорвала свои крылья и бросила их в ручей. Нед взял мольберт, закончил эскиз и почти бегом вернулся в студию. Накануне вечером он приготовил главный холст, натянул на деревянную раму и сам загрунтовал, покрыв его ярко-белым слоем.

Теперь Нед укрепил холст на мольберте и поглядел на белое поле. Это было начало творческого процесса – момент пустоты и покоя. Потом он взял палитру, смешал краски и, словно одержимый, безостановочно писал несколько дней, пока не закончил картину.

Она стала кульминацией в творчестве Неда, соединив в себе правду, красоту, гуманизм и реализм. Единственный раз в жизни он не волновался, будет ли она продана. Он хранил эскиз и карандашные зарисовки, поскольку любые подготовительные материалы к «Саду утрат и надежд» следовало ценить, ведь там были изображены его жена, его милая дочурка с облаком нежных медовых волос и загадочной улыбкой, его серьезный маленький сын со светлой челкой и пронзительным взглядом беспокойных синих глаз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Хроники семьи от Хэрриет Эванс

Лето бабочек
Лето бабочек

Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым.Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома. До того, как оказалось, что старая сказка вовсе не выдумка.«Лето бабочек» – история рода, история женщин, переживших войну и насилие, женщин, которым пришлось бороться за свою любовь. И каждой из них предстоит вернуться в замок, скрытый от посторонних глаз, затерявшийся в лесах старого графства. Они вернутся, чтобы узнать всю правду о себе. И тогда начнется главное лето в их жизни – лето бабочек.

Хэрриет Эванс

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги