-- Я единственный знал, что перед соревнованиями по бегу Шелли пил станозолол. На школьных соревнованиях не проводят проверки на допинг. Тогда наши отношения превратились в грязный ком взаимных страхов. Но вскоре Шелли перевелся в другую школу. Некоторые говорят, что в этом виноват я, но это ложь.
Никогда не видел такого грустного Арлена: мне даже казалось, что его глаза поблескивают от слез, но я не был в этом уверен. Он запрокинул голову и, жадно вдохнув, продолжил:
-- И едва я смог забыть все это, появился ты. И я вновь ощутил себя тем самым влюбленным и безумным шестнадцатилетним Арленом. Я делал все, чтобы не подпустить тебя к себе и самому отойти подальше. Но не растерял надежду на ответные чувства. Каждый шаг как по минному полю. Боялся спугнуть. И твоя взаимность была для меня высшей наградой. Всю эту неделю я провел в страхе сойти с ума от того, что ты больше не посмотришь на меня. И еще больше меня выворачивало от того, почему это случилось. Я должен был избавиться от всего, что было в коробке, уже давно. Но цеплялся за то чувство, которое не давало мне совсем утонуть в том, кем я стал.
-- Я не сразу поддался на твои уловки, -- обиженно вздохнул я. -- И ты все равно не сдался.
-- Потому что меня не покидало чувство взаимной симпатии. Ты так смотрел на меня, думая, что я не вижу, краснел, отводил взгляд. Черт подери, Уэбб, ты такой забавный. Был и есть. Так переживать, накрутив себя. Не разобрался ни в чем. Искренность, которой обладает один на тысячу. Наверное, поэтому я и люблю тебя.
Я вздрогнул, затем замер и будто почувствовал, что мое сердце не билось несколько секунд. А затем заплакал, накрыв лицо ладонями. И плакал не потому, что жалел Дарси или сочувствовал этой странной истории. Я плакал от ненависти к себе, к тому, что я испугался выслушать его, побоялся, что он причинит мне боль. Арлен всегда верил в меня и знал, что я всегда все пойму. Я ненавидел собственную слабость в тот миг, поэтому хотел умереть прямо здесь и прямо сейчас. Я представлял, как страдал мой возлюбленный в то время, когда не знал меня, и сравнивал это со своими чувствами за это время. И какими же мелкими казались собственные мнительные переживания. Но теплая ладонь, накрывшая мою макушку, и дыхание в ухо заставили сиюминутно замолкнуть.
-- Люблю, -- сказал Дарси и лбом припал к моему виску. Его ладонь потянулась к моей щеке, будто стирая с нее невидимую грязь. -- Поэтому оставайся всегда таким же невинным и открытым. Я люблю твои слабости, но еще больше люблю твою силу. Если ты смог воскресить меня, то ты бесценен.
Я расслабился, и одеяло сползло по моим плечам. Ладонями я обхватил лицо Арлена и припал к нему губами. Где-то на его щеке затерялась моя слеза. "Сказал, что любит, -- восторженно восклицал я, холодным носом прижимаясь к щеке старшеклассника, -- он сказал мне об этом!". И поцелуй, который я подарил, был моим извинением за все это нелепое недоразумение. "Я тоже люблю тебя", -- полушепотом произнес я, на секунду отстранившись, а затем вновь ощутил вкус губ. Когда возлюбленный позволил мне отдышаться, я припал головою к его плечу, а он положил свою горячую руку на мое колено.
-- Как тебя угораздило вляпаться в историю с дракой? -- поинтересовался он, расслабленно прикрыв глаза. И будто бы не было этих дней, равноценных девяти кругам ада. Я, он, изумительный вид школьного сада за окном, фонарики, деревья, припорошенные снегом...
-- Не знаю, -- пожал плечами я, пытаясь накинуть одеяло еще и на плечи собеседника. -- В тот момент со мной явно было что-то не то. У меня, кстати, два ребра сломано.
-- Я в курсе, -- Дарси вновь говорил как обычно, холодно и цинично. Затем он усмехнулся и продолжил: -- Как же ты достал меня, мой маленький монстр.
Я ощутил, как нежно за плечо меня обняла рука, и, почувствовав, что голова кружится от счастья и облегчения, ответил:
-- Сам не лучше.
Глава 22
Если попытаться выразить мое отношение ко Дню всех влюбленных, то я сделаю это одним словом -- тошнота. От всяких слов любви, ало-розовой атрибутики, поздравлений и приторных яблок я чувствовал себя плохо. И не любил я все это не оттого, что мне были противны всякого рода нежности, а потому что именно четырнадцатого февраля я чувствовал себя крайне неловко. Зато вся женская половина "Хартвуда" была просто одержима праздником: всю неделю девушки с хихиканьем мастерили поздравительные открытки, закупали их в магазинах, собирались с силами для признаний и отказов. Девушки шептались в коридорах, пристально глядели в спину, хихикали, и зачастую мне казалось, что большинство обсуждает именно меня. К слову, теперь в школе я приобрел небольшую славу: я оказался другом неотразимого Арлена Дарси, человеком, не побоявшимся Колина Паттерсона, защитником слабых и угнетенных. И если раньше редко кто цеплялся за меня взглядом, то теперь я часто ощущал, как с любопытством меня разглядывают, а то и вовсе обсуждают. В закрытых школах вроде "Хартвуда" каждая сплетня на вес золота.