Сад Иеронима Босха

Она же, в свою очередь, прекрасно понимает, что ещё немного — и игрушкой станет сам Спирокки. Даже не игрушкой — собакой. Ему придётся довольствоваться костями, которые будет бросать Джереми. Он станет приносить палочку по команде «Апорт!». Набрасываться на врагов по команде «Фас!». Он сам виноват. Он сам допустил это, и процесс уже не остановить. И Уна понимает, что при этом кардинал Спирокки автоматически становится врагом Джереми Л. Смита. Становится предателем. Что теперь Джереми нужно ходить осторожно, смотреть под ноги и иметь дополнительную пару глаз на затылке, потому что за спиной может оказаться кто-то, кому нельзя доверять. Джереми Л. Смит из объекта любви превращается в объект ненависти. Это старое чувство: Джереми привык к ненависти и презрению в своей прежней жизни. Насколько он успел от них отвыкнуть, покажет время.

Далее Уна сотрудничает со сценаристами. Джереми получает уже готовый сценарий. Он может позволить себе вычеркнуть из него всё что угодно. Но он никогда ничего не вычёркивает, поскольку всё, что он встречает в сценарии, — легко, очень легко. Легко стоять на балконе и говорить заученные слова. Легко осыпать людей обещаниями. Легко подкармливать их, приучать к кормушке. Ещё легче исцелять. Просто накладываешь руку, думаешь о том, что человек должен быть здоров, — и всё. Он здоров. Он совершенен. Это фабрика по производству совершенства. Завод по изготовлению блестящих големов, идеальных механизмов. Ремонт по гарантии.

Уна должна удостовериться в том, что её устраивает задуманный сценарий. Это похоже на обязанности свидетеля на свадьбе. Официально ты должен просто подписать несколько бумаг, но на практике приходится делать огромное количество дел, которые тебе противны. Например, танцевать стриптиз на столе. Или жрать торт без рук. Или что-либо ещё в этом роде. Свидетель превращается в свадебного клоуна. Уна чувствует себя точно так же. Она давно избавилась от комплексов, но если её захотят принести в жертву толпе, она будет против. А с них ведь станется это провернуть, со сценаристов Спирокки.

В это время Джереми Л. Смит зовёт к себе очередную проститутку. Это Ванда. Её настоящее имя есть в контракте, который она подписала, но мы будем называть её Вандой. Она платиновая блондинка с безумно длинными ногами и большой грудью. Ванда умеет абсолютно всё. Она снималась в порнографических фильмах — там её научили работать не просто на клиента, а на камеру. То есть на тысячу клиентов. На миллион клиентов. Чтобы хорошо было не только тому, кто рядом, но и тем, кто просто сидит перед телеэкранами.

Ванда танцует перед Джереми, и ему это нравится. Она раздевается медленно. Сначала она полностью обнажается снизу — это возбуждает Джереми. Она остаётся в блузке и бюстгальтере. Затем поднимается на кровать и идёт к Джереми, проходит над ним. Джереми протягивает руку и кладёт её на колено Ванде. Она приседает.

«Уна сделала бы лучше», — непроизвольно отмечает Джереми. Он не хочет думать ни о чём, тем более об Уне. Он хочет просто секса. Но у него не получается. Ему в голову приходит Уна.

Ванда чувствует это. Женщины всегда чувствуют, когда мужчина во время секса мыслями находится где-то в другом месте. Она чувствует, что Джереми витает в облаках, и в этот момент напрочь забывает о той чести, которой её удостоили. Она забывает, что мужчина под ней — это Кровь и Плоть Христовы. Это Спаситель рода человеческого. Это самый влиятельный человек в мире. По его слову разрушаются города и восстают из пепла государства. Она забывает об этом и перестаёт стараться, перестаёт работать на публику, потому что в ней неожиданно закипает злость.

Не думайте, что у проституток нет чувств. Даже самая последняя шлюха с улицы Сан-Дени или с площади Пигаль умеет любить и ненавидеть. В зависимости от ситуации. Даже какая-нибудь гонконгская девчонка с десятком венерических заболеваний.

«Я не нравлюсь тебе», — говорит она и встаёт. Джереми смотрит на неё с недоумением. Его шлюхи никогда не смели говорить такое. «Пошла вон», — сказал бы он в другое время. Но не сегодня. Сегодня в его голове происходит революция. Военный переворот. Любовь с боем захватывает те позиции, которые раньше занимала зловещая холодная пустота.

«Ты ничего, точно, — говорит он. Он оправдывается перед проституткой, перед пустым местом, перед песчинкой на платье Бога. — Но иди, иди. Мне нужно подумать».

Ванда у Джереми в первый раз. Она слышала рассказы тех, кто уже бывал у него. То, что почувствовала она, совершенно не похоже на эти рассказы. Но у Ванды не хватает слов, чтобы описать это. Она просто уходит.

Джереми лежит на кровати и думает. Он думает о том, что сейчас ему нужна Уна. Он не знает, как назвать это чувство необходимости. Подскажите ему: это любовь.

* * *