Сад Иеронима Босха

Джанбаттисто говорил Уне комплименты и дарил цветы. А потом он предложил ей переехать к нему и бросить работу на улице. Она согласилась, и на следующий день Джанбаттисто Кандильера погиб в автомобильной катастрофе. Его «Ягуар» на скорости свыше ста километров в час врезался в бетонную опору моста. Джанбаттисто умер на месте. Как показала экспертиза, он был вдребезги пьян. И Уна была уверена, что именно она виновата в его смерти. Что он напился только потому, что она дала согласие на его предложение. В тот день она не вышла на работу. Она лежала дома и плакала по человеку, которого не любила. Она рыдала, как никогда в жизни, размазывая по лицу слёзы и корчась на полу. Представьте себе, что вы купили выигрышный лотерейный билет и потеряли его на улице, когда шли за выигрышем.

Так что Уна знала, что такое любовь.

Джереми ни капли не похож на Джанбаттисто. Посмотрите на его лицо. Полюбуйтесь. Если снять с него красивый наряд, если смыть грим, то получится обыкновенный окраинный хулиган, пацан с маленькой улочки. Он курнос, у него неприятные узкие губы и пустые холодные глаза между серым и голубым. У него тёмные волосы, и уже сейчас видно, что он скоро облысеет. В его внешности есть что-то крысиное, мерзкое. Но вам кажется иначе. Вы видите в нём идеал, потому что вам говорят, что нужно его в нём видеть.

Уна идёт к Спирокки и думает о Джереми. Он не лучший мужчина в её жизни. Её трахало столько мужчин, что она не привыкла к оргазмам, не привыкла к удовольствию. Зато она умеет шикарно имитировать кайф. Она умеет стонать тогда, когда мужчина хочет услышать её стон. Она умеет точно принять позу, которую мужчина хочет видеть. Мужчина для неё — это деталь на конвейере, станок по производству денег. Это не эксклюзивное зрелище для наивных маленьких леди. Это просто устройство с членом и кошельком.

Но сейчас она думает о Джереми, об этом развратнике и ублюдке, об этом чёртовом везунчике, о Спасителе рода человеческого. Она думает о Джереми и никак не может отогнать эти мысли. И теперь она не знает, хочет ли отчитываться перед Спирокки. Хочет ли она строчить доносы, давать информацию. Она странно себя чувствует. Чувствует, что она кому-то нужна. Не для того, чтобы удовлетворять сексуальные потребности. Не для того, чтобы давать интервью или рассказывать о той ночи с Мессией. Она нужна просто. Без дополнений и определений.

Спирокки встречает её у дверей кабинета. В его глазах читается вопрос: «Ну как?»

Что она может ему предоставить? Отчёт об оргазме Джереми? Количество поцелуев? Длительность минета? Число актов за ночь?

Но это другой вопрос. Это вопрос о том, имеет ли она влияние на Джереми. Может ли она управлять им. Контролировать его. Она, Уна, — инструмент, и не более того. Просто инструмент. Крестовина кукловода.

* * *

Даже когда Уна не упоминается, она всё равно рядом с Джереми. Она присутствует не только на балконе во время представлений, не только при исцелениях или усмирении военных действий в Африке. Она ни на шаг не отходит от него. И она всё время врёт Спирокки.

Это целое искусство — писать поддельные отчёты. Излагать выдуманные факты. При этом у Спирокки не должно возникнуть подозрений. Она не боится кардинала, потому что у неё есть гораздо более серьёзный защитник — Джереми. Но при этом она и сама защищает Джереми, не больше и не меньше. Это Магдалина, которая знает план Иуды. Точнее, не план, а намерение. Но она не может и не хочет предупреждать Джереми, потому что он не поймёт или не поверит. Её устраивает позиция наблюдателя, незримого стража. И любовницы самого известного человека в мире. Лучшего врача-косметолога.

Именно Уна учит Джереми любить. Не трахаться — этому его научили шлюхи. Любить. Не только женщину, но всё вокруг себя. Она преображает этого негодяя, лепит из него то, что ей более всего необходимо. И влюбляется в своё творение. Пигмалион в женском обличии. Джереми становится глиной для Уны и перестаёт быть ею для Спирокки.

Спирокки думает, что Уна — его союзница. Даже более того: ему кажется, что Уна в его руках. И поэтому в какой-то момент он говорит ей: «Тебя нужно представить народу».

Это преддверие того самого бенефиса, манны небесной. Это преддверие окончательного поражения серой гвардии кардинала Спирокки.

«Мы обставим это как обычную балконную проповедь, — говорит Спирокки. — Но это будет не обычная проповедь. Джереми расскажет о женщинах в беде, а потом скажет, что наконец-то нашёл свою верную послушницу, свою спутницу и помощницу, и ею будешь ты. Ты станешь идолом женского пола, кумиром религиозной эмансипации, богиней феминисток».

Уна кивает. Она согласна. Как только она станет идолом и кумиром, Спирокки окончательно потеряет над нею власть. Своё недолговечное превосходство.

Спирокки долго излагает Уне предварительный сценарий, а затем говорит: «Иди». Он всё ещё думает, что она — игрушка.