Сад богов

Лето выдалось чудовищным, иссушающим, до того знойным, что потрескалась земля, небо поблекло, цветом напоминая незабудки, а море неподвижно застыло, точно огромный голубой чан, заполненный свежим теплым молоком. По ночам деревянные полы, ставни и балки скрипели и постанывали, словно жара высосала из них последние соки. Полная луна раскаленным углем сияла с перегретого бархатного небосвода, а солнечный жар уже через десять минут после восхода становился нестерпимым. Ветра не было, и зной давил на остров, как свинцовая плита. Травы и растения на склонах холмов увяли и высохли, превратившись в медово-желтую сухую стружку. Даже цикады начинали свои песни пораньше, а в самую жару устраивали себе сиесту. Земля до того раскалялась, что ходить по ней можно было только в обуви.

Для местной живности наша вилла представляла собой большие деревянные пещеры, возможно чуть попрохладнее, чем окружающие оливковые, апельсинные и лимонные рощи, и она не замедлила набежать в дом. Сначала, как водится, в этом обвинили меня, но когда нашествие превысило все мыслимые пределы, даже моя семья поняла, что я не могу быть ответственным за такое количество и разнообразие животной жизни. Батальоны черных клещей строем вошли в дом и облепили моих собак так, словно те натянули кольчугу, которую теперь не снимешь. Совершенно отчаявшись, мы были вынуждены искупать их в керосине, что решило проблему. Собаки, глубоко оскорбленные таким обращением, ковыляли по дому, пыхтя и разя керосином, и клещи падали с них гроздьями. Ларри предложил повесить табличку «Опасно! Горючие собаки», справедливо заметив, что если кто-то в непосредственной близости чиркнет спичкой, то наша вилла вспыхнет, как хворост.

Керосин дал нам лишь короткую передышку. Новые клещи наводнили дом, и ночью, лежа в постели, можно было наблюдать за тем, как они шеренгами совершают замысловатые строевые марши. К счастью, клещи не атаковали нас, а сводили с ума только собак. Другое дело – полчища блох, тоже облюбовавших наше жилище. Они появились из ниоткуда, как татарская орда, и заполонили нас раньше, чем мы успели что-либо понять. Они распространились повсюду – ты вдруг на ходу ощущал, как кто-то ползет по твоей ноге. На какое-то время спальни стали непригодными для жилья, и нам пришлось спать на веранде.

Но среди этой мелкоты блохи были еще не худшим злом. Более или менее прохладную ванную комнату облюбовали скорпиончики, черные как смоль. Как-то поздним вечером Лесли имел глупость зайти в ванную босиком, чтобы почистить зубы, и его ужалили в палец ноги. Вроде и скорпион-то небольшой, в полдюйма, но боль была адская, и несколько дней Лесли не мог ходить. Скорпионы покрупнее выбрали кухню, где они внаглую устраивались на потолке – ну прямо летающие омары.

Вечерами, когда зажигали лампы, слетались тучи насекомых: бабочки разного калибра, от крохотных желто-коричневых мотыльков с крылышками, напоминающими излохмаченные птичьи перья, до здоровенных полосатых розово-серебристых бражников, бившихся о стекло фонаря с такой силой, что казалось, сейчас разобьют его вдребезги. А еще были жуки, одни черные, словно в трауре, другие в веселенькую полосочку или разрисованные, кто с короткими антеннами, похожими на две булавы, а кто с длинными и тонкими, словно усики у китайского мандарина. С ними в дом проникали совсем малюсенькие существа, и требовалось увеличительное стекло, чтобы разглядеть их невероятные формы и расцветку.

Конечно, меня такое скопление насекомых могло только радовать. Каждый вечер, прихватив коробочки и скляночки, я занимал место у какого-нибудь ночника и вступал в схватку с другими хищниками за редкий образец. Бой выходил коротким, поэтому следовало быть начеку. На потолке уже сидели, широко растопырив пальцы, бледно-розовые гекконы с выпученными глазищами, следящие за каждым движением мотыльков и жуков. Здесь же лицемерные богомолы, с их бешеными зрачками и без подбородка, враскачку переставляли стройные тонкие ножки, подобно зеленым вампирам.

А на уровне земли я сражался с огромными шоколадного цвета пауками, чем-то похожими на отощавших мохнатых волков; пауки таились в тени и, наскакивая, выхватывали жертву буквально у меня из-под носа. Им пособничали жирные зеленые жабы в серебристо-серых пятнах, широко пучившие глазищи от удивления перед столь роскошным пиршеством, а также юркие мухоловки довольно зловещего вида. У этой разновидности многоножки длиной в три дюйма, а шириной как приплюснутый карандаш по бокам были бахромки из длинных стройных ножек. Во время передвижения эти бахромки волнисто колыхались, и насекомое словно скользило по льду, бесшумное и пугающее. Не случайно мухоловка обыкновенная считается одной из самых жестоких и искусных охотниц.