Сад богов

Через две недели приехал изголодавшийся, умученный Адриан, путешествовавший практически без гроша в кармане от самого Кале на велосипеде, который в конце концов не выдержал неравной борьбы и в Бриндизи развалился на части. В первые дни мы Адриана почти не видели, так как по настоянию матери он рано ложился спать, вставал поздно и основательно подкреплялся. Когда он приобрел нормальный вид, я стал пристально за ним следить на предмет пускания слюны. У нас останавливались гости со всякими странностями, но пускающих слюну среди них не было, и я горел желанием увидеть это природное явление. Но если не считать того, что он краснел как рак при каждом появлении Марго и глядел на нее со слегка отвисшей нижней челюстью (в эти минуты, должен признать, он и вправду был похож на спаниеля), больше ничего необычного я за ним не наблюдал. У него была впечатляющая кучерявая шевелюра и большие нежные карие глаза, а мужские гормоны недавно подарили ему реденькие усы, которыми он чрезвычайно гордился. В подарок Марго он привез пластинку с записью песни, которую, видимо, считал эквивалентом шекспировских сонетов, положенных на музыку. Называлась она «У Смоки Джо», и мы ее скоро все возненавидели, поскольку для Адриана день был прожит зря, если он не прокрутил эту какофонию раз двадцать.

– О боже, – простонал Ларри как-то за завтраком, услышав шипение поставленной пластинки. – Только не это… только не сейчас.

«У Смоки Джо в Гаване, – громко объявил граммофон гнусавым тенорком, – я жажду мечтал утолить…»

– Это невыносимо. Он может поставить что-то другое? – взвыла Марго.

– Успокойся, дорогая. Ему нравится эта вещь, – примирительно сказала мать.

– Он купил эту пластинку тебе, – напомнил ей Лесли. – Твой, черт подери, подарочек. Вот ты ему и скажи!

– Дорогой, это невозможно, – осадила его мать. – Он наш гость.

– При чем тут это? – огрызнулся Ларри. – Если ему медведь наступил на ухо, то почему должны страдать мы? Пластинка Марго, ей и отвечать.

– Но ведь это так невежливо, – заволновалась мать. – Он привез пластинку в подарок и думает, что она нам нравится.

– Вот-вот. Даже не знаю, как оценить подобное невежество, – сказал Ларри. – Вчера он остановил Пятую симфонию Бетховена на середине, чтобы поставить этот кошачий вой! Его культурному багажу позавидовал бы гунн Аттила.

– Ш-ш-ш. Дорогой, он может тебя услышать.

– При этих-то завываниях? Ему понадобится слуховая трубка.

Адриан, не догадываясь о семейных разборках, решил спеть дуэтом, а поскольку его гнусавый тенорок удивительно походил на голос вокалиста, результат вышел тот еще.

«Там барышня была… и я ее увидел… о, мамочка Инесса… о, мамочка Инесса…» – более или менее в унисон ворковали Адриан с граммофоном.

– Господи, это уже слишком! – взорвался Ларри. – Марго, скажи ему!

– Только повежливей, дорогая, – попросила мать. – Чтобы не задеть его чувств.

– А я так очень даже хочу задеть его чувства.

– Я скажу ему, что у тебя разболелась голова, – пообещала матери Марго.

– Это даст нам лишь короткую передышку, – заметил Ларри.

– Ты скажи ему, что у матери разболелась голова, а я спрячу граммофонную иглу. Как тебе такой вариант? – торжествующе воскликнул Лесли.

– Отлично придумано! – Мать обрадовалась, что проблема решена, и при этом не задеты чувства гостя.

Адриан был несколько озадачен пропажей иголки, а также нашими заверениями, что на Корфу такие не продаются. Но, отличаясь хорошей памятью при полном отсутствии музыкального слуха, он напевал «У Смоки Джо» с утра до вечера, и это напоминало гул пчел-теноров в растревоженном улье.

Шли дни, его обожание не только не убывало, но, пожалуй, даже возросло, и Марго лишь еще больше раздражалась. Мне даже стало жалко Адриана: любое его действие имело противоположный эффект. После слов Марго, что с этими усиками он похож на захудалого парикмахера, Адриан их сбрил, и тогда она заявила, что усы – признак мужественности. А еще она недвусмысленно высказалась в том духе, что ей гораздо больше нравятся местные деревенские парни, чем какой-нибудь залетный англичанин.

– Они такие красивые и такие милые, – рассуждала она, вводя в тоску Адриана. – Они прекрасно поют и играют на гитаре. Они обходительные. Англичане им в подметки не годятся. А какое у них мандре!

– В смысле, амбре? – уточнил Ларри.

– Не важно, – отмахнулась она. – Вот настоящие мужчины, а не какие-то слюнявые неженки.

– Марго, дорогая, – вмешалась мать, нервно поглядывая на уязвленного гостя. – По-моему, это не очень-то вежливо.

– А почему я должна быть вежливой? – парировала она. – Да и вообще, жестокость, когда к месту, – это и есть вежливость.

Оставив нас обдумывать это философское изречение, Марго отправилась на встречу со своей последней жертвой – загорелым рыбаком с роскошными усами. Адриан был настолько подавлен, что вся семья посчитала своим долгом как-то смягчить его отчаяние.

– Адриан, дорогой, не обращайте на нее внимания, – сказала мать успокоительным тоном. – Она сама не понимает, что говорит. Ее часто заносит. Возьмите еще персик.

– Да просто свинья, – отрезал Лесли. – Мне ли не знать.