Где-то на пути своих изысканий он обменял подлинную Жизнь на власть и, как все мертвые, постоянно нуждался в подпитке Жизнью, чтобы удержаться вне Смерти. Но в пределах королевства это было чрезвычайно трудно – из-за Хартии. И он решил уничтожить Хартию. Он мог бы ограничиться тем, что разбил бы несколько меньших камней где-нибудь вдали от столицы, но тем самым он оказался бы заперт на небольшом пятачке, и Абхорсен очень скоро бы его выследил. Так что он решил разбить Великие Камни, а для этого ему потребовалась королевская кровь – кровь его собственных родичей. Или кровь Абхорсена, или кого-то из Клэйр, понятное дело, да только ее добыть куда труднее.
И поскольку он приходился королеве сыном, с его умом и могуществом он почти достиг своей цели. Два из шести Великих Камней были разбиты. Королева и ее дочери погибли. Абхорсен вмешался, но, увы, поздно. Да, он сумел загнать Рогира глубоко в Смерть – но поскольку его настоящее тело так и не нашли, Рогир продолжал существовать. Даже из Смерти он наблюдает за распадом королевства – королевства, в котором не осталось королевского рода, то есть одна из Великих Хартий повреждена и в свой черед подтачивает и ослабляет все остальные. В ту ночь в хранилище он вовсе не был побежден, нет; ему всего-навсего пришлось отложить свои замыслы на будущее; вот уже две сотни лет он пытается вернуться, вновь прорваться в Жизнь…
– И он наконец преуспел, так? – перебила Сабриэль. – Он – тот, кого называют Керригором. Абхорсены сражались с ним на протяжении многих поколений, пытаясь удержать его в Смерти. Он вернулся, он – тот самый великий мертвый, что перебил патруль близ Рассеченной Вершины, он – повелитель мордиканта.
– Не знаю, – отозвался Моггет. – Твой отец полагал, что да.
– Это он, – отрешенно сказал Оселок. – Керригор – это детское прозвище Рогира. Это я его однажды придумал, когда мы с ним в грязи возились. Его полное официальное имя – Рогирек.
– Должно быть, он – или его слуги – выманил моего отца в Белизаэр незадолго до того, как сам Керригор явился из Смерти, – размышляла вслух Сабриэль. – Любопытно, а почему он прорвался в Жизнь так близко от Стены?
– Вероятно, где-то рядом со Стеной находится его тело. Керригору необходимо было оказаться поблизости от него, – пояснил Моггет. – Кому и знать, как не тебе. Ему требовалось возобновить могучие чары, не дающие ему уйти за Последние Врата.
– Да, – кивнула Сабриэль, вспоминая фрагменты из «Книги мертвых».
Ее пробрала дрожь, но девушка справилась с нею, не давая перейти в исступленное рыдание. Ей отчаянно хотелось закричать или заплакать. Бежать обратно в Анцельстьерр, пересечь Стену, оставить позади и мертвых, и магию, уехать как можно дальше на юг. Но Сабриэль сумела взять себя в руки.
– Абхорсен однажды одержал над ним верх, – сказала она. – Я могу сделать это снова. Но сперва нам нужно отыскать тело моего отца.
На миг повисло молчание – только ветер свистел, наполняя парус, да тихо гудели снасти. Оселок провел рукой по глазам и оглянулся на Моггета:
– Я хотел бы задать один вопрос. Кто поместил мой дух в Смерть, а тело превратил в носовую фигуру?
– Я понятия не имел, что с тобой сталось, – ответил Моггет. Его зеленые глаза встретили взгляд Оселка – и первым сморгнул отнюдь не кот. – Но это наверняка дело рук Абхорсена. Когда мы вывели тебя из хранилища, ты был не в себе. Ты лишился рассудка – вероятно, в тот момент, когда разбились Великие Камни. Ни памяти, ничего. Я бы предположил, две сотни лет для лечения покоем – срок не слишком-то долгий. Абхорсен, верно, разглядел в тебе что-то такое… или, может быть, Клэйры что-то увидели во льду… ох, еле выговорил! Мы, должно быть, приближаемся к городу, и влияние моря убывает. Сковывающее заклинание вновь обретает силу…
– Нет, Моггет! – взмолилась Сабриэль. – Я хочу знать, мне нужно знать, кто ты такой. Как ты связан с Великими… – Но тут и у нее слова застряли в горле, и она смогла издать только удивленное бульканье.
– Поздно, – фыркнул Моггет. И принялся вылизываться как ни в чем не бывало, только розовый язычок замелькал ярким пятнышком на фоне белой шерсти.
Сабриэль вздохнула, поглядела в бирюзовую даль, затем на солнце, что желтым диском висело на синем, в белых росчерках небосводе. Легкий ветерок наполнил парус, пролетая, взметнул ее волосы. Чайки спланировали чуть вперед и присоединились к гомонящей стае собратьев, что кормилась рыбой: целый косяк ярким серебром бурлил у самой поверхности.
Здесь торжествовала многоцветная ликующая радость жизни. Даже налет соли на коже и резкий запах рыбы и собственного немытого тела отчего-то бодрили и веселили Сабриэль. Мрачное прошлое Оселка, зловещая тень Рогира-Керригора и стылые сумерки Смерти – все осталось где-то далеко.
– Мы должны помнить об осторожности, – наконец проговорила Сабриэль, – и пусть… как там ты сказал старейшине Нестоува, Оселок?
Юноша тотчас же понял, что она имеет в виду:
– Пусть Хартия сохранит нас всех.
Глава девятнадцатая