Саботаж

Фалько кивнул, со светлой грустью вспомнив клуб на Ягерштрассе – танцующие пары лесбиянок, трансвеститы, которых приходилось разнимать, чтобы в спорах не вцепились друг другу в волосы, каморки с кокетливыми упаковками презервативов и кастрюльками, чтобы кипятить шприцы. А вокруг эстрады, где под громовую музыку и хлопанье шампанских пробок плясали полуголые girls, – вечерние костюмы, шелка и жемчуга, египетские сигареты, норковые манто, всегда готовые распахнуться, чтобы продемонстрировать чулки и черные подвязки своих хозяек, не ведавших – по крайней мере, по опыту Фалько, или Хуана Ортиса, – слова «нет». Ну, или почти никогда.

Меланхолически вздохнув, Тони, которого, кажется, обуревали схожие чувства, взглянул туда, где сидели Баярд, Эдди и Кюссен.

– Вижу, вы в хорошей компании. Подойду, с вашего разрешения, поздороваюсь… Ну, вы понимаете. Пиар, как говорят американцы.

– Конечно, Тони, иди, – Фалько дружески похлопал его по плечу. – Только помни: я – Игнасио Гасан.

Тот взглянул так, словно предупреждение Фалько тяжко оскорбило его:

– Ну, разумеется, а то кто же? – Золотой зуб блеснул успокаивающе. – Дон Игнасио был и есть. Так и скажу Марии и Мелвину.

– Они тоже здесь? – спросил Фалько с неподдельным удивлением.

– Где ж им быть? Вы разве не видели афишу на входе?

– Не обратил внимания.

– Это душа наших «Скверных девчонок». – Акажу глянул на часы. – Выступление Марии через полчаса.

Фалько повел Эдди Майо танцевать. Джаз-банд заиграл slow[42], и Фалько решил, что такой момент упускать нельзя. Он пригласил ее, оставив церемонии, почти в шутку, и она, поправив макияж, поднялась из-за стола; Баярд курил, а Кюссен, следуя своей неизменной роли, пересказывал парижские сплетни.

– Лео не танцует? – спросил Фалько, обхватив ее талию.

– Никогда.

– Забавно. И почему же?

– После того как он посидел в окопах, видеть, как люди вертятся под музыку, кажется ему невыносимым легкомыслием. А уж после Испании – особенно.

– Он так считает? В самом деле?

– Да.

– Но вы ведь тоже были на войне.

– Я становлюсь легкомысленной, когда мне это надо, – уклончиво ответила она.

На площадке было тесно. Фалько – он хорошо танцевал – двигался ловко и свободно, и партнерша повиновалась ему изящно и легко. От нее едва уловимо веяло тонким ароматом духов, каких – Фалько не мог определить, а синие глаза поверх его плеча равнодушно смотрели на другие пары. Время от времени она переводила взгляд – такой же безучастный, но внимательный – на Фалько. Лица их были совсем близко.

– Чего вы, в сущности, добиваетесь? – вдруг спросила она.

Фалько, не останавливаясь, сделал еще два шага и лишь после этого ответил с притворной растерянностью:

– Вы о чем?

– Ну, вот своего Пикассо вы получили… Что теперь?

– Еще получил вашу фотографию. Сюрреально-транссексуальную.

– Да, получили. Но зачем вы здесь?

Фалько обвел взглядом площадку:

– Здесь? Где «здесь»?

– Вы поняли, о чем я.

– Нет, клянусь вам. Не понимаю.

Пауза. Музыка. Они двигались очень медленно, обняв друг друга. Эдди еще за столом сняла болеро, и шелковая блузка с завязывающимися крест-накрест на спине полами обрисовывала протяженные линии торса. Правой рукой, мягко обхватившей тонкий стан, Фалько чувствовал тепло ее тела.

– Вы понравились Лео, – пробормотала она.

– А он – мне.

– Да… Похоже на то.

На лице Фалько заиграла спокойная улыбка – испытанная, привычная улыбка славного малого:

– А вам?

Эдди как будто задумалась на миг.

– Я немного сбита с толку… У вас есть средства развернуться в Париже. Создается впечатление, будто у вас тут множество знакомых, и держитесь вы очень уверенно. – Она смотрела с подозрением. – Зачем мы-то вам понадобились?

– Вы мне помогли выйти на Пикассо.

– Прекрасно обошлись бы и без нас, – она снова сильно тряхнула головой, взметнув гладкие стриженые волосы. – У вас имеется Гупси.

К этой минуте Фалько был уже в полной готовности. Он успел вырыть окопчик и юркнуть за бруствер.

– Послушайте меня, Эдди, – сказал он безмятежно. – Я восхищаюсь Лео. То, что он совершил в Испании, просто невероятно.

– Ну, кажется, до Испании вам мало дела.

– Тут вы ошибаетесь. Вспомните-ка… Что сказал Гупси в нашу первую встречу?

– Да-да, санитарный транспорт… – перебила она. – Помню. На Лео это произвело впечатление. Он сказал, что вы хороший человек.

– Я хочу помочь ему, – настойчиво продолжал Фалько, нащупав твердую почву под ногами. – Знаю, у него есть некие проекты. Книга… фильм… Я никогда не имел дела с кинематографом, но, может быть, сейчас пришло время попробовать?

Вот теперь Эдди проявила искренний интерес:

– Хотите принять участие? Вложиться?

– Не исключено.

– Лео обрадуется… О какой сумме идет речь?

– Пока не знаю… Зависит от нескольких факторов. Но для начала мог бы вложить тысяч двести-триста франков. Я молчал, потому что не знал, как подойти… Боюсь обидеть его.

Впервые за все время их танца она рассмеялась:

– Уверяю вас – если предложить человеку субсидировать его фильм, он не обидится.

– Вы сняли камень у меня с души.