С высоты птичьего полета

– Ну что же, пойдем, возьмем корзинку для вязания и начнем, – сказала Клара. – У нас есть дела поважнее. Мы должны работать на стороне Сопротивления. Ты и я будем оказывать сопротивление вязанием! – она поднесла чашку своей юной подруге.

Ева ответила широкой улыбкой, обнажив дырки во рту, где ожидались взрослые зубы.

– Хорошо, – согласилась она, – мне это нравится.

Она принесла корзинку с вязанием из угла комнаты и, поставив у колен старшей подруги, вытащила две вязаных работы. Сидя на коленях у Клары, Ева смотрела, как старушка берет спицы в крючковатые пальцы и начинает медленно вязать петли. Она связала несколько петель и протянула работу девочке.

– Ну же, Ева, нам надо связать много шапок. У нас много молодых людей, чьи головы надо согреть в этой войне.

Ханна разлила чай. Ева кивнула, взяла спицы и начала вязать.

Глава 14

Пробираясь через деревья, Эльке из всех сил стараясь не издавать ни звука. Немцы обычно патрулировали улицы, но иногда они доходили и до леса. Уже вечерело, у нее оставался примерно час времени, чтобы уйти до наступления комендантского часа.

Она шла с тяжелым сердцем. Третий день она ищет Майкла. Прошло три дня с тех пор, как он исчез из переулка вместе с Давидом.

Теперь она знала, что Давид мертв. В это ей до сих пор не верилось. Слишком опасно было приходить на похороны в еврейский район, поэтому она горевала по старому другу Майкла в одиночестве, в доме сестры, и отсутствие возлюбленного только усилило ее горе.

Потом были облавы: Евреев загоняли в гетто, допрашивали и высылали. Каждый раз при мысли об этом страх когтистой лапой скреб у ее в груди. Удалось ли Майклу избежать этого? Если да, то где он? Она осторожно порасспрашивала у всех друзей – от него не было ни слуху ни духу.

Вернуться в свой дом-лодку она не могла, солдаты все еще рьяно патрулировали каналы, и для одинокой девушки, особенно той, на которую соседи могли донести, что она встречается с евреем, это было небезопасно. Она только надеялась, что скоро сможет вернуться домой.

Шагая по влажной земле, покрытой гниющими листьями, она свернула на темную тропинку, почти скрытую от посторонних глаз разросшимся подлеском. Внезапно, прямо перед собой, она услышала шорох в кустах. Прижавшись всем телом к дереву, она остановилась и замерла. Спустя мгновение дорогу ей неуклюже пересек барсук, не подозревая о том, какой страх он навел. Эльке смогла выдохнуть, даже не осознавая того, что задержала дыхание, и крадучись продолжила свой путь вглубь леса.

Она сразу поняла, что Майкл имел в виду, когда говорил о «тайном месте». Такое место могло быть только одно – безопасное, вдалеке от города, вдалеке от любопытных глаз. Где они впервые занимались любовью.

Пробираясь через папоротник, она вспомнила тот день прошлым летом, и как он тогда совсем не впечатлил ее. Она лежала на университетской лужайке, скрестив ноги на одеяле, читала и грызла яблоко, как вдруг кто-то встал перед ней, отбросив длинную тень на страницу. Раздраженная, она оторвала взгляд от книги и встретилась с Майклом Блюмом.

– Ты загораживаешь мне солнце, – сказала она.

– Я ослеплен красотой чего-то ярче солнца, – ответил он.

Кто-то внутри нее ахнул от этого цветистого языка. Она приготовилась сделать ему следующее замечание, когда он, выйдя из света, шагнул поближе, чтобы она получше его разглядела. Резкие слова с ее языка так и не слетели – его темные вьющиеся волосы, прекрасные карие глаза и мускулистое тело заворожили ее. Она не могла вспомнить, что видела его раньше в кампусе, хотя училась в университете уже год.

– Что ты читаешь? – спросил он, усаживаясь без приглашения на ее одеяло.

– Разве я пригласила тебя? – нерешительно спросила она, протестуя против его наглости.

– Пригласишь, когда узнаешь меня получше, – ответил он, выхватив у нее яблоко и откусывая от него большой кусок. Ей снова стало досадно, но в то же время и любопытно. В нем ощущалась неудержимость духа, неугомонная энергия, игривая смелость. Он был неотразим, как человек, уверенный, что ему суждено вершить в своей жизни великие дела.

– Я читаю книгу по истории искусства, – ответила она, выхватив яблоко.

– Ну, а я там есть?

– Ты известный художник?

– Совершенно верно. Но, может быть, я не попал в этот том, – добавил он. С этими словами он забрал из ее рук книгу и стал внимательно изучать. – Я больше художник по части слова, а не живописи.

Положив раскрытую книгу себе на грудь, он растянулся на одеяле, заложил руку за голову и закрыл глаза, явно наслаждаясь лучами солнца на лице.

– Художник слова? – повторила она. – Только не говори, что ты поэт.

– А почему бы и нет? – поинтересовался он, приоткрыв сначала один глаз, а потом другой, попеременно щурясь, очевидно пытаясь не отводить от нее взгляда под ярким солнцем.

– Потому что я терпеть не могу поэтов. Никогда не видела поэта в здравом уме.

– И не испытывала голод? – добавил он, приподнимаясь на локтях и снова забирая у нее яблоко.

– Эй! Это мой обед.

– Твой обед? – недоверчиво переспросил он. – Видно, ты не умеешь толком обедать.

Она схватила яблоко.