– Если это удобно, – смущенно произнесла Лина.
Живопись она любила, разбиралась в ней и в любой стране и в любом городе обязательно ходила в музеи.
Но, скорее всего, этот странный сын Маргарет просто художник-любитель, а она, как истинная мать, наверняка преувеличивает его талант.
– О, Уильям! – Маргарет окликнула проходящего мимо окна сына. – Мы приглашаем тебя на чашку чая.
Тот остановился и, глянув в окно, неопределенно кивнул. Мэгги, словно извиняясь, развела руками – ученый.
Пришел он в гостиную не скоро, в светлых льняных брюках и полосатой сорочке, с влажными, зачесанными назад волосами.
Как получилось, что с этим сухарем, молчуном и вообще странным типом у Лины завязались отношения? Удивительно. Он, как ей казалось, был совершенно не ее человеком. Но после того чаепития, после того как Уильям присоединился к их компании и посмотрел на Лину, как ей показалось, заинтересованным взглядом, они стали общаться.
Смущаясь, он повел ее на второй этаж и показал свои работы.
Да, это были любительские картины: сад, дом, скалы и море. Но были в них определенное очарование и наивность, словом, хвалила их Лина искренне.
Тем же вечером, на радость и к нескрываемому удивлению Мэгги, Лина с Уильямом отправились на прогулку. Он не водил ее по туристическим ярко освещенным шумным улицам, а повез на окраину города, где сохранились развалины амфитеатра и акведука и где под чернильным южным, усыпанным звездами небом стояла такая тишина, что были слышны только всплески воды и звуки невидимых насекомых – сверчков или кузнечиков, кто же поймет. По воде тянулась и загадочно искрилась лунная дорожка, и вдруг громко, коротко и отчаянно вскрикнула птица. Лина испугалась, вздрогнула и схватила Уильяма за руку. Его рука, как ни странно, была теплой, нежной и сильной. Ах, ну да – он не только читает лекции, но и занимается физическим трудом.
Там, на диком и пустынном берегу, они молчали, но не чувствовали неловкости, словно были знакомы тысячу лет и понимали друг друга без слов.
Потом они ужинали в скромной таверне, где стояли простые пластиковые столы и стулья и все было просто и по-домашнему, зато еда оказалась восхитительной, совсем не такой, какую предлагали в дорогих туристических ресторанах.
Нежнейшие жареные осьминожки и невероятно вкусную местную рыбу они запивали белым домашним вином из кувшина и ломали, терзали теплый, только что испеченный хлеб. Лина подумала, что вот так выглядит счастье, простое человеческое счастье, такое же незатейливое, как эта кривоватая булка, и простой стеклянный кувшин, и незатейливые приборы, и стол, покрытый цветастой клеенкой. И ей хорошо и спокойно в этой маленькой приморской таверне и еще очень уютно с этим малознакомым, сухим и молчаливым человеком, который, кажется, ее понимает без слов.
Шесть дней. Ровно шесть дней оставалось до конца отпуска и ее отъезда. Они еще не стали любовниками, зато целовались страстно, смущенно и радостно, прячась в темных безлюдных углах. Совсем как подростки, как дети, боясь посмотреть друг другу в глаза. И Лина боялась, что он сочтет ее легкомысленной, вот ведь дурында!
В последние дни они наконец разоткровенничались. Лина рассказывала ему про свою жизнь, про бывшего мужа и бывшего любовника, про непростое существование со своими домашними, про работу, про все свои сомнения и печали, своих подруг – словом, про все.
Уильям умел слушать. Лина видела, как меняется его непроницаемое лицо, как загораются или тухнут холодноватые серые глаза, как напрягаются скулы, сжимается или расцветает в сдержанной улыбке красивый узкий рот.
После Лининого рассказа он взял ее за руку.
Потом рассказывал он. Без подробностей – не тот случай. И все-таки рассказал о погибшей жене, о том, как долгие годы горевал и так и не смог простить себя – в тот вечер он обязан был отвезти ее к подруге, обязан, ведь они выпили по бокалу шампанского. Но назавтра надо было рано вставать, да и Нэти убедила его, что сама прекрасно доберется.
Скупо и коротко он сказал, что, конечно же, у него были женщины, но ничего примечательного, совсем ничего – так, парочка легких и необременительных романов, ни к чему не обязывающих. И в мыслях серьезного не было!
Счастье, что всегда были работа, наука, студенты и университет, мама и брат, а еще живопись и его розовый сад – вот что не дало ему сойти с ума и помогло выжить.
После того разговора они долго молчали.
– У меня тоже есть сад, – смущенно улыбнулась Лина. – Дача. Ты слышал такое слово? Но мой сад не сравнить с твоим, что ты! Показать тебе фотографии? – Лина открыла телефон. – Ну как тебе? – спросила она. – Совсем другая история, правда?
Уильям рассматривал фото внимательно и серьезно.
– Тебе нужен садовник, – наконец сказал он. – Твой сад очень запущен. Он милый, но неухоженный, правда?